— Генерал! У него в подчинении был целый полк солдат, — Якуб вздохнул. — Он пару раз брал меня с собой на смотр. Так интересно: они лучше игрушек! Выполняют приказы. Стреляют, бегают, и такие нарядные! А один раз я был в Вене, — он замолк и скосил на меня блестящий глаз. Я сделала вид, что не понимаю его хвастовства и продолжила его расчесывать.
— Один раз я был в Вене, — с нажимом повторил он, чтобы все-таки меня проняло, и продолжил, — И сидел в седле императорской стражи. А оно все в золоте, и пятнистая леопардовая шкура, и бархат…
Я слабо себе представляла, как выглядит леопардовая шкура, и представила себе усохшую клячу, похожую на ту, которая привозила дяде муку с мельницы, и вместо неведомого леопарда попона на ней была из кошачьей полосатой шкурки.
— Ты мне не веришь? — беспокойно спросил Якуб, встревоженный моим молчанием.
— Верю, — ответила я просто.
— А кто твой отец?
— Он был солдатом, — я не соврала, и это было единственным, что я о нем знала. — Он погиб.
— А мать?
— И мама умерла.
Якуб неловко поерзал и засопел.
— У меня был пес, он тоже умер, — наконец ответил он. — Я его сильно любил.
— Как тебя украли? — мне не хотелось говорить о смерти, и вспоминать о родителях.
— Меня нянька увезла, - сказал он. – Я помню, мама хотела выгнать ее за воровство. Потом я жил у господина Часовщика и лазил в печные трубы и окна, отворял двери. А потом он умер, и меня подобрал его сын. И продал потом хозяину.
Якуб так спокойно об этом говорил, что мне стало печально. Если хозяин привел его в веселый дом, не стоило интересоваться, что ему пришлось пережить.
— Но я скучаю по отцу, — добавил он грустно. — И по маме.
— Как звали твоего отца? — я отложила гребень и завязала его волосы в хвост.
— Эрнст-Фридрих.
Кажется, фамилию спрашивать было бесполезно.
- А тебе нравилось то, что ты делал у своего… хозяина? – осторожно спросила я.
Он передернулся, и такое отвращение заплескалось у него в глазах, что я крепко обняла Якуба, хотя ему это вовсе не понравилось, и он уперся кулаками мне в плечо.
— Не отвечай, — попросила я тихо. — Тебе… не придется возвращаться.
— Мне некуда больше. Он одевал меня и кормил.
Я вздохнула. Как его оставить на произвол судьбы, этого глупого птенца?
— Пока побудешь здесь, но веди себя тихо. Не след никому знать о тебе.
Он засопел и высвободился из моих рук.
— Здесь скучно одному.
— Но ты же хочешь домой? Я придумаю, как быть. Может быть, мы вместе убежим, — при этих словах меня словно окатило горячей водой. В этом доме — плохо, но неизвестность может оказаться гораздо хуже.
— Ты же девчонка и служанка, — с пренебрежением отозвался Якуб. — Всем известно, они — трусихи. Куда им убегать!
— Дурак, — огрызнулась я, и его маленький кулак пребольно вонзился мне в бок, чуть не сломав деревянные планки корсета.
— Сама такая!
Я отвернулась от него и задумалась. Наверное, стоит рассказать все Ари; она сама рассказывала про того юношу, что он из хорошей семьи, и готов ради нее на многое. Может быть, когда они уйдут, они смогут взять с собой и Якуба? Меня она обещала выкупить, но я еще потерплю: и доктора, и госпожу Рот. А за Якуба щедро заплатят, если он не наврал про отца и про леопарда. Но Аранка становится слишком болтливой, когда выпьет. Не расскажет ли она кому про очередной секрет этого дома?
Я покосилась на Якуба. «Секрет этого дома» принял оскорбленный вид и так смешно хмурил тонкие брови, смутно похожий надменным выражением лица на канцлера императрицы, чьи портреты иногда попадались в газетах, что я опять заулыбалась.
К наступлению ночи мой голос осип и сел. Никогда еще мне не приходилось столько говорить, рассказывая вполголоса сказки, которых требовал от меня неугомонный гость, постоянно заинтересовывать его, чтобы он сидел на одном месте и не пытался бегать по чердаку. Здесь мне помогли истории, до которых я была большой охотницей: о чертях и благородных разбойниках, о королях и королевах старых времен, о горных карлах и прекрасных девицах. Я рассказала ему про юные годы Давида и про четырех юношей в огненной печи (Якуб был восхищен), про Самсона и Далилу (Якуб с пренебрежением отозвался о девчонках), про дружбу Давида и царского сына Ионафана (эта библейская притча понравилась ему больше всего). Все истории из книг, что приходили мне на память, заканчивались хорошо, и я думала, будто сочиняли их люди умные, опытные; значит, и в жизни все будет хорошо. Рано или поздно Бог увидит, как мы страдаем, и вознаградит нас. В конце концов, Якуб задремал, положив голову ко мне на колени, и я укрыла его своей широкой льняной косынкой, чутко прислушиваясь к звукам снизу, и заметила, как заснула сама.