— Н-нет, — я не лукавила, потому что не успела понять случившихся в моей жизни перемен. Но теперь, когда Мария заговорила об этом, на смену сомнению пришло удивление: неужели мне повезло и это не сон? Мне не придется заботиться о чужих детях и помогать по хозяйству?
— У тебя будет собственная постель, — она обогнала меня на две ступени и насмешливо поклонилась, — а на завтрак — кофе со сливками или шоколад!
— Я никогда не пробовала шоколад, — от обиды меня кинуло в жар. Она смеялась надо мной, но я ничего ей не сделала.
— Тут тебя всем накормят, — огрызнулась она и взбежала на самый верх, чтобы обернуться ко мне и взглянуть сверху вниз. — И шоколадом, и розгами. Даром тебя, что ли, купили?
— Купили? — я остановилась, схватившись за перила.
— За гульдены, дуреха! — Мария засмеялась. — Ты действительно так глупа? Здесь всех купили, и каждую монету придется отработать.
— Я умею работать, — я оглянулась. Мне хотелось назад, к мадам, и попросить дядю не оставлять меня здесь, но Мария зловеще заметила, чтобы я даже думать не смела вернуться назад.
— Пустая голова! — воскликнула она и властно поманила меня за собой. — Поднимайся! Покажу тебе, куда ты попала.
Я послушалась, и мы поднялись на третий этаж, где перед нами оказалась одна-единственная дверь. Духота облепила меня, как только я вошла внутрь. Спертые и резкие запахи пудры для волос, духов, спиртного, пота и зверя ударили в нос, и я зажмурилась, чтобы продышаться.
— Вот, сестрички, — злобно-весело заявила рядом со мной Мария, — мадам прислала еще одну девку. Она так глупа, что воображает, будто ее взяли из милости!
— А тебе-то что до того? — послышался звонкий девичий голос. — Все мы здесь повязаны одним и тем же. А выйдем раньше или позже — решит только пресвятая Дева.
— Ну уж нет, — Мария толкнула меня, — ну нет, я когда-нибудь сама стану хозяйкой!
— И устроишь всем веселую жизнь, куда как хуже мадам. Молчи уж, дай посмотреть на девчонку. Эй ты! Как тебя зовут?
Обращались ко мне, и я приоткрыла глаза. Комнатенка с низким потолком не имела ничего общего с роскошной спальней графини, гораздо больше она напоминала монастырский лазарет. Стены, выкрашенные в табачный цвет, ряд незаправленных больших кроватей, где спали по двое и трое, одежда и парики на крючках, мятые рисунки и литографии по пфеннигу за штуку на стенах — мне показалось, что, поднявшись по лестнице, мы попали мистическим образом в иной дом. Десяток девиц разных возрастов беззастенчиво рассматривали меня, и почему-то захотелось прикрыться.
— Камила, - тихо ответила я.
— Как?
— Камилла? Камилльхен?
— Да ты унгарка с юга?
— У нас таких имен не бывает, не надо!
— Она, наверное, влашка!
— Или силезка, там, говорят, девки караулят женихов прямо у ворот и берут в мужья даже кривоногих.
— Она такая мастерица, — перекричала всех Мария, — пока мы шли, заявила, что умеет работать лучше нас вместе взятых!
Они раскраснелись от смеха, звонко, словно щелчок деревянных четок, перебирая оскорбительные догадки о моем происхождении, и изредка поглядывали на меня, мол, как ты на это ответишь, а? Но говорить не хотелось. Обида и ярость подступали к горлу, и я чувствовала, что стоит только открыть рот, как все чувства выльются наружу, и только бессильно сжимала кулаки.
— Вы разгалделись как сороки, — сонно донеслось из-под одеяла, и из-под него показалась копна светлых кудрявых волос, а вслед за ними и миловидное личико. Несмотря на утреннюю помятость, девушка напоминала фарфоровую куколку. — Сейчас придет старуха и всыпет всем розог.
— Всех она трогать не будет, — возразила ей длинная женщина со впалой грудью; мне она показалось очень старой. — Кто же будет работать?
— А пусть Камилльхен за всех отдувается, — ехидство в голосе Марии казалось едким, как мыло, попавшее в глаза.
— Фу, Мария, — красавица потянулась и сладко зевнула. — Отстань от девчонки, ей и так будет несладко. У нее на лице написано, что она ничего не понимает. Иди ко мне, Ками.
Она похлопала по матрасу рядом с собой, и я недоверчиво на нее взглянула.
— Иди, иди, я тебя не укушу.
Мою спасительницу звали Аранка, но она разрешила называть ее Ари, и пока она рассматривала меня, точно игрушку, я исподтишка любовалась ее узким и нежным лицом; подобное мне довелось видеть только один раз в церкви, да и то не у женщины, а у статуи святой Катерины. Все быстро потеряли ко мне интерес, принявшись обсуждать какое-то платье и какого-то господина, который с этим платьем что-то сотворил непотребное, и только Мария недовольно время от времени глядела в мою сторону. Аранка расчесала и уложила мне волосы, приговаривая, что они у меня такие густые и пышные, мол, позавидует любая госпожа. Видно, в ее характере было делать все наоборот, потому что после возни с прической она отдала мне свою запасную рубашку, в которой я утонула, а с ней – восхитительную льняную зеленую юбку, корсетный верх на шнуровке спереди и подвязки для чулок с вышитыми на них розочками. Понятное дело, новый наряд, наверное, смотрелся на мне потешно, но я была так благодарна своей новой подруге, что сияла, как начищенный кофейник. Мне очень хотелось ответить ей тем же, но я никак не могла догадаться, что может быть нужно этой принцессе, по ошибке попавшей в колодец с жабами.