Луиза покачала головой, обводя глазами наш холл. Взгляд ее остановился на столике черного дерева, на котором лежал серебряный поднос для визитных карточек, на стульях возле него, тоже из черного дерева с красивыми парчовыми сиденьями, и на висевшей на стене старинной карте Америки, когда большая часть континента была еще неизученной территорией.
– Я просто хотела посмотреть, какая у тебя мама, – сказала Луиза.
– Ну, проходи же, идем в мою комнату, – повторила я.
Она вошла за мной следом и снова стала оглядываться по сторонам, все еще вертя перчатки в своих длинных тонких пальцах. Луиза очень худая, еще худее, чем я.
– Камилла, у тебя замечательная мама, да?
– Да.
– Она понимает тебя? Ты можешь с ней разговаривать?
– Да.
Тогда я с ней могла разговаривать о чем угодно. Правда, когда я была маленькая, именно папа давал мне чувство надежности и защищенности. Как будто мы с мамой были сестрами и играли вместе во всякие игры. А папа был как будто наш общий папа, и он мог сделать так, чтобы все было хорошо.
Луиза швырнула перчатки на мою кровать.
– Я не хочу идти домой, – сказала она. – Я не хочу туда возвращаться.
– Хочешь, переночуй у меня, – предложила я.
– Не будь дурочкой, – отозвалась Луиза. – Это не выход. Я не хочу возвращаться туда никогда, никогда, никогда!
Каждое свое «никогда» она выкрикивала все громче и громче. Потом сорвала с себя шляпу и швырнула ее на пол.
– Мне так плохо! – воскликнула она. – Ничем хорошим для тебя не обернется, Камилла Дикинсон, что ты согласилась со мной дружить. Я не доставлю тебе радости. Вся наша семья такая. Мы – ужас для наших друзей. Но мы их любим. Очень любим. Поверь мне.
Губы ее дрогнули, и она отвернулась, чтоб я не могла видеть ее лица.
– Они сейчас очень вежливые, – сказала Луиза. – Мона и Билл. Мои папа и мама. Это хуже всего на свете, если они делаются вежливыми. Когда они орут и кидают друг в друга разные предметы, это как раз неплохо, потому что когда они дерутся и визжат, мне кажется, что они это делают любя. Ты так не думаешь? Мы с Фрэнком тоже ссоримся и деремся, но если бы он умер, я бы тоже умерла. Но когда они становятся вежливыми, тогда я пугаюсь. Я так боюсь, что они разведутся! И что тогда будет со мной и с Фрэнком? Билл, наверно, заберет Фрэнка, а я останусь с Моной. Но я Билла люблю больше, хоть он с ней и плохо обращается. Все равно, как бы там ни было, лучше оставаться всем вместе, чем разъехаться. Ну, что ты молчишь?
Я сидела в ногах своей кровати и не знала, что сказать. Я боялась, что Луиза решит, будто я полная дура, и перестанет со мной водиться. Мне так хотелось сказать ей что-нибудь умное и ободряющее, но я решительно ничего не могла придумать.
Тут мы услышали, как хлопнула входная дверь, и мама устремилась через холл в мою комнату.
– Камилла, дорогая, ты дома?
Она ворвалась в комнату и застыла на пороге, увидев Луизу. Потом улыбнулась ей ободряющей улыбкой и сказала:
– А, привет!
Мама снова улыбнулась Луизе и шлепнула на кровать огромную коробку.
– Дорогая, я купила тебе две новые юбочки и два новых… Я проходила мимо магазина и увидела их на витрине, так что вошла в магазин и… Свитерочки такие симпатичные, мягкая шерсть и цвет такой приятный. Примерь.
Мне пришлось раскрыть коробку и примерить обновки. Луиза сидела и молча смотрела на меня, и голубые ее глаза сделались темными, не знаю от чего, то ли от зависти, то ли просто от тоски.
– Солнышко, мы с Реффом обедаем не дома, а потом идем в театр с друзьями. Может быть, твоя подруга… Может, ты пообедаешь с Камиллой за компанию, Луиза?
– Да, спасибо, – спокойно отозвалась Луиза. – Я с удовольствием.
Луиза была спокойна весь остаток вечера. Она больше ничего не говорила резкого. И вдруг я почувствовала, что ей у нас хорошо и уютно, как котенку.
На следующий день во время переменки в школе, когда мы пили молоко с печеньем, Луиза спросила меня:
– Камилла, кем ты хочешь стать?
– Когда? Когда я буду взрослой?
– Ну, вот ты какая. Ты уже взрослая. Достаточно, чтобы осознать свои цели и намерения. Я имею в виду, когда ты станешь самостоятельной, чем бы ты хотела заниматься?
– Астрономией, – сказала я.
Я кинула в нее это слово, как кидают камень. Я боялась, что она начнет надо мной смеяться.
Так и получилось.
– Ну, знаешь, Камилла, люди в наше время обращаются к психиатрам, а не к астрономам. Астрономы вышли из моды. Ты все равно не сможешь никому ничего предсказать, потому что ты не знаешь людей.
Теперь настала моя очередь посмеяться. Впервые мне довелось смеяться над Луизой, а не вместе с ней.