– Но воображение не делает ее лживой, – сказала мама, – и к тому же она не трусиха. – Голос ее звучал гневом и в эти минуты напоминал папин.
Директриса повернулась ко мне:
– Камилла, тебе нужно было выйти на географии? Я кивнула.
– Почему же ты не отпросилась у мисс Мерсер?
– Но я просила! – закричала я. – Я просила целых три раза!
Мисс Мерсер пожала плечами:
– Видите?
– Камилла, – продолжала директриса, – конечно, тебе известно, что мисс Мерсер отпустила бы тебя, если бы ты подняла руку?
– Но я поднимала! – снова закричала я. – А она не разрешила.
Директриса повернулась к маме:
– Ну, что мне делать? Мама посмотрела на нее.
– Ничего, – сказала она. – Если вам приходится выбирать между словом учителя и словом ребенка, вы выбираете учителя, даже если знаете, что ребенок говорит правду.
– Вот оно как! – фыркнула мисс Мерсер.
– Прекрасно, что вы так верите своей девочке, – сказала директриса. – Но в данном случае, я уверена, она просто стыдится, намочив штанишки, так ведь, Камилла?
– Нет, – сказала я.
– Мы ходим по кругу, – проговорила мама, обращаясь одновременно к директрисе и мисс Мерсер. – Лучше я быстренько отведу ее домой и переодену в сухое. И я надеюсь, когда она в следующий раз будет отпрашиваться, ее будут отпускать.
И мы пошли домой, а дома я приняла ванну, и мама переодела меня во все сухое, и целый день играла со мной, хотя была приглашена к кому-то на чай.
Потом, когда папа пришел домой, они удалились в его кабинет и о чем-то долго говорили. А после папа зашел в мою комнату, позвал меня в свой кабинет, усадил к себе на колени.
– Камилла, – сказал он, – мама говорит, у тебя сегодня вышли неприятности в школе.
– Да, пап.
Я прижалась головой к его груди и заплакала, а он тихонько меня покачивал в своих объятиях.
– Папа, – сказала я.
– Да, Камилла?
– Но ведь мисс Мерсер наврала.
– Да, Камилла.
– Но ведь она же взрослая.
– Верно.
– Я не знала, что взрослые врут.
– Взрослые не так уж сильно отличаются от детей, – сказал он. – Есть хорошие, а есть и не очень. Ты помнишь ту девочку на дне рождения, где ты была, которая жульничала во всякой игре?
– Помню.
– И всем она очень не нравилась, так?
– Да.
– Но ведь другие дети были хорошие и они тебе нравились?
– Да, папа.
– То же самое и со взрослыми. Есть замечательные люди, а встречаются и дурные. Пойми, ваша директриса была в трудном положении. Но только очень хороший человек в этой ситуации понял бы, что он наносит серьезный вред, не признавая правду. По-видимому, ваша директриса человек не очень хороший. И еще запомни, Камилла: иногда и от не очень хорошего человека можно что-то почерпнуть. Мисс Мерсер хорошо знает географию, и тебе есть чему у нее поучиться.
Я молча сидела у него на коленях, а потом спросила:
– Папа, ну а ты веришь, что я сказала правду про то, что я у нее отпрашивалась три раза?
– Да, Камилла. Я знаю, что ты сказала правду.
Я приникла к нему.
– Папочка, как я тебя люблю, – прошептала я.
– Чего мне никак не понять, – сказала Луиза, – так это почему взрослым надо так себя вести. Какая поганая история, Камилла. Какая подлая мерзкая вещь – так поступить с ребенком. Я не понимаю, как же они так могли.
– И я не понимаю.
Я почувствовала в душе такое тепло по отношению к Луизе, потому что она не посмеялась над тем, что я ей рассказала. Она поняла.
– Послушай, – сказала Луиза, – Фрэнк тебе говорил, почему его выгнали из школы?
– Да, – кивнула я.
– Ну вот, то же самое. Этот мужик, который правит той школой, казни заслуживает, четвертовать его надо. Я думаю, что Фрэнк, конечно, перебарщивает в некоторых вопросах. Но если тот, с кем ты дружил, как Фрэнк дружил с Джонни, вдруг умирает у тебя на руках, то можно бы понять, что человек не осознает, что он говорит и делает. Я думала, Мона убьет Фрэнка, когда он явился домой. Она ему, конечно, выдала, но потом отправилась к этому директору и поговорила так, что у него, наверно, до сих пор горят уши. Слушай, Камилла, насчет Фрэнка.
– А что насчет Фрэнка?
– Ну – он когда-нибудь пытался тебя поцеловать?
Меня удивил этот вопрос. И рассердил. Очень рассердил. Мы только что были так близки с Луизой, и было так тепло. А теперь это тепло ушло.
– Нет. С чего бы это?
– Фрэнку нравятся девочки. А ты хорошенькая. Фрэнк созревает очень рано. Я бы скорее поняла, если бы его выгнали за какой-нибудь романчик с девочкой, а не по каким-то там непонятным религиозным мотивам.