Тахоми заколола волосы, а на лоб повязала влажное полотенце, спрыснув его яблочной водой, тело она укрыла смоченной простыней.
Запеченные с сыром и морковкой шляпки белых грибов, легкий кукурузно-ананасовый салат с индюшкой и пару литров тыквенного сока – весь ужин. Есть не хотелось, и Тахоми лишь подливала себе сок.
Племянница потянулась к пульту и прибавила звук.
– От 29ого сентября недалеко от ночного клуба «Адамова симфония» в автокатастрофе погибла Янке Туостумеранту, – вещала полная ведущая программы новостей, – будучи за рулем в нетрезвом состоянии, молодая женщина не справилась с управлением. Дорожный инцидент произошел около 21:30 по местному времени в двадцати девяти километрах от Тампере.
Фрэя указала на дату в правом нижнем углу экрана:
– Почему они показывают это только сейчас?
Тахоми пожала плечами.
– Полагаю, не могли никак решить, в каком свете представить этот несчастный случай общественности.
– В результате столкновения с каменным ограждением автомобиль съехал в овраг. Незамедлительно женщина была доставлена в ближайшую больницу. Вследствие аварии был причинен необратимый вред здоровью. Янке скончалась от разрыва некоторых внутренних органов до того, как её успели прооперировать. При ней не было обнаружено ни паспорта, ни каких-либо других личных вещей, только незначительная сумма денег и водительские права, по которым удалось установить личность погибшей.
В верхнем правом углу экрана, рядом с ведущей теленовостей появилось лицо погибшей. Фотография была нечеткой, вероятно, увеличенный снимок, снятый с документов.
– Ты посмотри-ка. – Племянница придвинулась к экрану телевизора, отправляя в рот салат с вилки.
– Рентгеновский взгляд.
Не выпуская вилку, Фрэя подперла лицо ладонями.
– Нет, я не об этом. Ты обратила внимание, какое спокойное выражение лица?
– Проведя экспертизу, полиция выяснила, что автомобиль «Ауди» принадлежал лорду S.K…
– S.K.? Что за аббревиатура? – Свет от работающего телевизора подсвечивал овальное лицо Фрэи, оттеняя её кожу не то голубым, не то желтым, а сейчас – каким-то зеленоватым оттенком. – Так звучит, как чеченская организация. Эта девушка случаем не мусульманка?
– Она – угонщица, – Тахоми сказала это таким тоном, как будто факт угона объяснял ДТП. Хотела уже свернуть разговор, но Фрэе было что сказать.
– Она же, наверняка, ушла от своего босса. Если людям нравится их работа, они, как правило, не сбегают.
– Теперь уже не важно, да и кто может сказать с уверенностью, что она не угнала ту машину ради развлечения? – парировала Тахоми и вздохнула.
Незнакомая девушка из программы новостей, вызвала гамму противоречивых чувств, и раздражение, накопившееся после целого дня, смело внезапно возникшее сострадание.
Тахоми переключила канал: одна поздняя трансляция новостей сменилась другой.
– Мальчик, похищенный третьего числа, до сих пор не найден, полиция вкладывает все силы в его поиски. Родители заявили о пропаже ребенка, как только их сын не вернулся с вечерней тренировки.
Тахоми опустила ладонь на затылок и коснулась полотенца.
– Не понимаю, что происходит в этой стране, – протянула японка, заглушая голос диктора. – Начали пропадать дети. В людей стреляют прямо на пешеходных дорожках. А еще эта ненормальная жара в октябре. Снова насекомые появились.
Она отставила тарелку с нетронутым салатом. Пожелав Фрэе спокойной ночи, двинулась вглубь дома. В голове стучала только одна мысль: спать, спать, спать! Забыть обо всем и в постель. Однако, заметив в гостиной сестру, Тахоми помедлила.
Рабия откинула на спину длинный прямой хвост. Волосы она убрала под бандану, чтобы не лезли в лицо. Перед ней на кофейном столике лежал ноутбук. Во мраке комнаты выделялись светлая майка и просторные шорты. Сестра забралась в плетеное кресло с ногами, обхватив колени руками, она смотрела на яркий в темноте экран и время от времени набирала текст на клавиатуре.
Быть может, с возвращением Сатина в этом доме наконец-таки воцарится долгожданная гармония, так необходимая, когда за стенами каждый день происходит что-то страшное.
Рабия скрестила руки на животе, с шумом спуская ноги на пол.
– Эваллё пришла повестка в армию. Столько вариантов перебрала, ничего не приходит в голову, – устало произнесла она. – Нельзя позволить забрать его. Там быстро поймут, что с Эваллё что-то не так. И, что больше всего тревожит, – рядом не будет никого, способного хоть как-то ему помочь. Мы уже около года оттягиваем. Если они заявятся к нам в дом, им ничего не будет стоить забрать Эваллё. К сожалению, он не позволит опускаться до взятки.
– А Эваллё что? Он осознает серьезность ситуации, в которой оказался? Знает ведь, и даже виду не кажет. Что за человека ты воспитала? Кремень – всё нипочем.
– Нет, – усмехнулась Рабия, откидываясь на спинку кресла. – Я воспитывала в нем ласку.
*
Мысли не давали заснуть. Напротив кровати тихо шелестел вентилятор. Основной поток воздуха приходился на брата, и Маю почти не перепадало. От духоты не спасали даже открытые нараспашку окна.
Жаркая простыня сбилась в ногах.
Маю ожидал, что его начнут разыскивать. Если к поискам подключат полицию, тогда не избежать всех этих объяснений с родителями.
А что он скажет в свое оправдание, как объяснит побег из академии? Маю до сих пор мечтал туда вернуться, но понимал, что хочет остаться здесь, не убегать ни от кого и не прятаться. Он разрывался между возвращением в Театральную академию, где принесет искренние извинения директору за свой побег, разрывался между семьей, между страхом и долгом. По его следу наверняка уже кого-то отправили. Он коснулся того, о чем лучше было бы никогда не знать. Наставник проявил к нему благосклонность, а Маю обманул его доверие. К нему отнеслись с теплотой и дали почувствовать себя значимым звеном, а что сделал в отплату он сам?
– Ты меня заколебал, – оторвал от мыслей полусонный голос брата с нижней койки. – Ты хотя бы одну ночь можешь дать мне поспать? Тебе и самому не помешало бы выспаться перед занятиями. Так в чем же твоя проблема? Можешь перестать ёрзать?
– Мне не спится, – пробурчал Маю, прижимаясь щекой к нагретой подушке.
Эваллё поднялся с кровати и взъерошил свои волосы. Его фигура маячила тенью по комнате.
– Когда мне не спится, я учу эстонский.
Зашелестела гладкая скользкая наволочка из набивной бязи, когда Маю энергичным движением приподнялся с подушки и сел.
– Совсем не хочется спать. – Голос был настолько уставшим, что в собственные слова верилось с трудом. – Когда я закрываю глаза, мне начинает казаться, что открой я их сейчас, и окажусь в академии… Сейчас я точно вижу сон, а потом мне предстоит проснуться и эта комната исчезнет.
Эваллё зажег свет и подошел к стенному шкафу, где висели вешалки с костюмами и мнущейся одеждой.
– Выключи, – потребовал мальчик раздраженно, закрывая глаза кулаком. – Обалдел, что ли?!
– Я забыл снять линзы.
– Какие еще линзы? – пробубнил Маю себе под нос.
Старший брат открыл дверцу, где на внутренней стороне висело зеркало в полный рост. Как раз недалеко от выключателя.
Маю сел на кровати, чувствуя, как ноют нетренированные мышцы. После шести уроков необходима как минимум неделя отдыха! А ведь еще надо пережить завтрашнюю сдвоенную физкультуру. Если бы не школьный спорт-клуб, никому бы и в голову не пришло ставить им по два урока физ-ры в неделю!
Эваллё обернулся на брата.
– Ах да… – проворчал тот. – Глаза ярко-голубые. Еще заработаешь какое-нибудь глазное заболевание из-за этих линз, – продолжал бурчать Маю.