«У меня урок, позвони позже».
Смс отправил на номер Рабии.
*
– Подмени меня, – шепнула Рабия сестре, выходя из-за стойки в коридор.
Занавеска, скрывающая арочный проем, заколебалась. Через распахнутые окна доносился стрекот и жужжание насекомых. В воздухе стоял запах нагретого солнцем песка и сухой травы. Подходя к окну, женщина удобней перехватила трубку.
– Теперь мы можем поговорить.
Голоса посетителей в коридоре казались глуше.
– Прошу меня извинить, госпожа… Холовора, я, верно, звоню не вовремя.
У собеседника оказался необычный тембр, но дело было не в акценте, а в интонации. Томный голос, почти как у женщины, с очевидной леностью. Он не был неприятным, но резал слух. Вдруг неудержимо захотелось отнять трубку от уха. Рабия практически пересиливала себя, заставляя слушать.
– Ничего страшного, – улыбнулась она, не зная, что добавить к своим словам, чтобы загладить неловкость.
– Вы не узнаёте меня? – мягко спросил собеседник, и мёд в его голосе проступил отчетливей. Последний раз она слышала подобный голос, когда по ошибке набрала номер гейшопа.
– Боюсь, что нет.
Пройдя чуть вперед, женщина остановилась. В зале-гостиной на собранном диване сидели Эваллё и Аулис и о чем-то ворковали, как пара голубков. Рубашка Эваллё была расстегнута, Аулис обвивала его руками за пояс, прижимаясь к обнаженной груди. Талии у девочки не наблюдалось, что с лихвой компенсировала роскошная во всех смыслах фигура. Рабия дала задний ход, заворачивая за угол.
– Полагаю, вы забыли.
Женщина почувствовала, как на губах собеседника растекается густой патокой улыбка.
– Мы с вами подписали договор на обучение Маю в Театральной академии.
– Ах да! Правильно! Простите, я не узнала… Вы – директор академии и наставник Маю, я права?
Рабия перестала улыбаться. Она на самом деле не узнала этого человека. Но как же странно, что ей удалось забыть столь неповторимый голос.
– Вы совершенно правы. Я много времени не отниму.
Голос раздевал своей неподкупностью, открытостью, теплотой, как шепот маленького ребенка, просящего рассказать сказку на ночь. Речь была великолепна, если не сказать больше, она была – совершенна.
– Я хотел бы узнать у вас, госпожа Холовора, вы внимательно читали договор?
Она вернулась по коридору обратно к гостиной. Это был не столько коридор, сколько застекленная с одной стороны галерея. Солнце переместилось в южную часть дома, и здесь было немногим прохладней. За стеклами землю покрывала сухая листва. Кроны деревьев даже не колыхались. Ни ветра, ни дождя.
Медленно прохаживаясь по коридору, она пробормотала:
– Если говорить откровенно, – Рабия выдержала паузу, слегка пожевав верхнюю губу, и вздохнула: – я не могу утверждать это с уверенностью. Мой сын сам прочел договор.
– Тогда вы, скорее всего, не знаете.
Эваллё с Аулис перешли к поцелуям. Не заглушая звука поцелуя, в комнате работал вентилятор. Края покрывала слегка развевались.
Рабия рассеянно отвернулась.
– Чего я не знаю?
– Мы заключали договор на пять лет, и Маю должен был вернуться только следующей осенью. Поэтому, узнав, что Маю покинул академию, не объяснившись, я был вынужден связаться с вами. Вы понимаете, с тех пор как мальчик перевелся в мою школу, на меня легла ответственность за его жизнь.
Несмотря на жару, от его слов Рабию пробрал внутренний холод. Потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
– Ваш сын не окончил обучение. Я вышлю вам сумму за пятый курс, не беспокойтесь о деньгах. Я ожидал услышать лично от него причины столь поспешного отъезда, но от Маю не поступило ни одного звонка. Мне казалось, это недоразумение мы сможем разрешить, не привлекая посторонних, но, простите меня, вы мать, и, конечно, я должен был прежде всего подумать о вас.
– Маю мне ничего не сказал. Я понятия не имела.
Рабия запустила пальцы в волосы. Взгляд метался по стенам. В голове творился полный кавардак.
– Позвольте узнать, Маю вернулся домой?
– Да. Приехал на поезде в прошлую среду. Прошу прощения, я не знала об этом. Я должна была созвониться с вами. Мне жаль, что так вышло, Маю не приучен врать. Еще раз хотелось бы извиниться за доставленное беспокойство.
– Как Маю себя чувствует?
– Маю в порядке. Пожалуйста… прошу вас, не волнуйтесь о нем, он благополучно добрался.
Рабия стиснула зубы и зажмурилась, потом сделала глубокий вдох и расслабила лицо.
– Мне так стыдно…
– Не нужно. Не придавайте большого значения моим словам, я не хотел поставить вас в неудобное положение, но я беспокоюсь за одного из своих лучших учеников. Каким я знаю Маю – это ответственный и усердный подросток, уверен, всему есть простое объяснение, но по каким-то личным причинам Маю решил оставить вас в неведенье. Он несколько впечатлительный, возможно, имело место недопонимание.
– Маю сейчас в гимназии. Мне передать что-то? – упавшим голосом пробормотала Рабия. Пока директор отвечал, она могла хотя бы переварить услышанное.
– Нет, благодарю… Я удивлен, что Маю ничего не сказал вам.
– Понимаете, Маю никогда не был скрытным, в общении он очень открытый человек, у него не было секретов от близких. Я даже себе представить не могла, что мой сын способен скрыть от нас что-то настолько важное.
– Маю взрослеет, быть может, теперь он не считает, что должен делиться с родными людьми всем сокровенным, – что прозвучало почти нормально.
– В ваших словах есть смысл.
Женщина поднесла ладонь ко лбу и выдохнула, резко опуская руку.
– К сожалению, сегодня неподходящий день для подобных разговоров.
– Понимаю.
Она села в старое кресло, стоящее в коридоре, напротив окон, выходящих во внутренний сад и в лес. Погладила пальцами подлокотник, обтянутый рыжим бархатом, и только сейчас заметила Эваллё. Парень стоял у дверей гостиной, привалившись плечом к стене, и смотрел в окно. Рубашку он так и не застегнул, открывая безволосую грудь.
Рабия опустила ладонь себе на шею и помассировала. По голым рукам словно воочию заскользил сахарный тростник, когда директор вновь заговорил:
– Я рад, что мы с вами поговорили. Всего доброго.
Ухо почти жгло. Если сахар долго варить при определенной температуре, то выйдет леденец.
В трубке раздались частые гудки, и Рабия опустила руку. Поднявшись с кресла, женщина подошла к сыну.
– Маю сильно изменился, – сказал Эваллё. – Я не знаю, что на него могло повлиять.
Было ясно, что парень ни коим образом не хочет оговорить брата, а искренне переживает за него.
– Уверена, тому, что Маю был неискренен с нами, есть банальное объяснение.
Запустила пальцы в черные волосы Эваллё, потрепала по голове. Парень лишь улыбнулся.
Рабия прогнула спину и схватилась за поясницу.
– Ощущаю себя древней развалиной. Пойду разгоню посетителей, уже почти два, а нам ехать в Тампере.
Она открыла еще одно окно в коридоре. С улицы дохнуло паревом.
– Мам, мы с Аулис подъедем на концерт часам к семи.
Женщина только махнула в ответ.
Эваллё, скрестив руки, неторопливо направился в сторону зала, оглядываясь на мать и бросая ей многозначительные улыбки.
– Я всё понимаю. Наслаждайтесь друг другом.
Рабия покачала головой и усмехнулась.
*
В общей гримерной играла «Green grass» I am arrows.
Сидя нога на ногу перед зеркалом, Сатин держал на коленях ноутбук, слегка покачивая ступней в такт песне. Над ним колдовала Куки, суетливая девушка-визажист и стилист группы, завивая влажные от воска волосы на раскаленные щипцы, пока Сатин пил минералку.
Тео раскинулся в кресле возле стола, вертя в пальцах зажигалку. Над ним уже поработал стилист.
Они остановились недалеко от центра, в «культурной» части города – парке аттракционов со сценой под открытым небом; здесь часто устраивали рок-фестивали, а по праздникам – развлекательные вечера. Этот парк считался популярным местом у молодежи. Идея принадлежала вокалисту и продюсеру группы; тут они сошлись во мнениях, что сама атмосфера парка «Enkeli»* как нельзя лучше подходит их музыке.