Девушка сняла пояс, и свадебное кимоно распахнулось. Аккуратным движением Моисей стянул с её плеч и это кимоно, бросая на кровать под балдахином. Фрэя даже поразилась, как грубо он обошелся с ним, самой себе она не смогла бы позволить обращаться варварским образом с дорогой изысканной вещью.
– Не имеет значения? Они тебя мучили, а ты говоришь – не имеет значения.
– За тебя я перетерпел бы еще не такую боль, Фрэя, – Моисей распустил ей волосы, но руки так и не убрал, продолжая расчесывать длинные пряди пальцами. – Ты мне изрядно истрепала нервы, теперь я не могу оставить тебя, ты внесла в мою жизнь колорит, избавила от многовековой скуки, – оптимизм в его словах еле тлел.
Обручальное кольцо переливалось, девушка разглядывала его руку с заметно проступающими венами, грубую кожу на мозолистых пальцах. Подняла взгляд на разноцветные глаза, которые безотрывно следили за её действиями. В них не было и следа радости.
Фрэя поежилась от прикосновения.
– Дальше ты сама, – опустил ладонь ей на плечо, отводя взгляд.
В его комнате стоял не такой сладкий запах, как в коридорах и покоях Лотайры, обычный аромат одеколона, хотя так до сих пор и не известно, бреется Моисей или нет, кожа бархатистая и гладкая, словно он её и не касался лезвием никогда, да и кому захочется бриться семьсот лет подряд… Обстановка выглядела мрачной, из темного дерева, со сложной росписью. Было много вещей синего цвета и подобных оттенков – наверное, его любимая цветовая гамма.
Пока она снимала с себя всю одежду, вплоть до нижнего кимоно, Моисей сходил за ширму, где, судя по лежащим на треногих табуретах брюкам и джинсам, был гардероб и примерочная. Тамошний бардак немного удивлял. В целом комната выглядела так, как если бы принадлежала Фрэе, разве что цвета девушка выбрала бы ярче. Поразительно, насколько они разные и в то же время одинаково мыслят.
Выключился общий свет, остался гореть лишь светильник у входной двери, подсвечивающий седзи. Девушка обернулась и только сейчас заметила в глубине комнаты вторые двери, вероятно, ведущие в уборную.
Моисей вышел из-за ширм, прижимая одной рукой к груди какой-то кулек с одеждой.
От холода по коже бегали мурашки, пришлось скрестить руки. Икигомисске мельком глянул на её грудь, просвечивающую под тонкой рубашкой, едва прикрывающей бедра. Ну и что, пускай пялится, ей стыдиться нечего.
Отпихнул разложенные на постели кимоно, чуть ли не сгребая их в комок, и бросил поверх свою ношу.
– Что это? – как глупенькая, спросила Фрэя, разбирая принесенные вещи. – Что это значит?
В руки попались джинсы, майка, свитер-полуплатье, который наверняка будет сползать с плеч, пара найковских кроссовок.
– Моисей, это что? – заворожено глядя на подношение, пролепетала девушка.
– Твоя новая одежда. Сама управишься? – мужчина шагнул за ширму, порылся там и швырнул Фрэе в руки длиной до середины бедра, матово-серый плащ с капюшоном.
– Я не понимаю…
– Собирайся. Ты уходишь. Я уже принес твою сумку, осталось только одно незначительное дело, – с этими словами Моисей водрузил на кровать ту самую сумку, которая была на девушке две недели назад, на рыночной площади.
Фрэя тупо смотрела на мужчину, уверенно пересекающего комнату. У столика с зеркалом он склонился и поднял крупные и, должно быть, пристойного веса, ножницы.
– Переодевайся, не теряй времени, – он отвернулся, чтобы она могла снять ночнушку, но девушка непонимающе хлопала глазами, глядя на зажатые в пальцах ножницы.
В следующее мгновение длинные завивающиеся пряди легли на стол.
– Моисей, что ты вытворяешь?! – в ужасе завопила Фрэя, бросаясь к нему. – Прекрати!
Еще две пряди упало. Моисей срезал зачем-то свои волосы редкостной длины, которые укладывал в пучок на затылке. Девушка схватила его за руку и заглянула через плечо. Как называется этот цвет? Лососевый, розовый, зимнего рассветного утра?
– Ну зачем же? – она коснулась мягких локонов, срезанных безжалостным Моисеем.
– Я знаю, они тебе нравились… В конце концов, это всего лишь волосы, – Икигомисске откинул челку со лба и разлохматил прическу.
– Нравились, – созналась девушка, отпуская его плечо.
– Чудесно, – Моисей шустро собрал пряди, свернул и запрятал в лоскутный мешочек, который отправился следом за джинсами, свитером и кимоно, прямиком на кровать. – Заберешь с собой, на память.
– В них заключена какая-то сила?
– Есть немного. Всё мое тело – сила, – он повернулся к Фрэе и привалился к столу. – Не забудь взять мачете, без него я тебя не отпущу.
– А как же стражи на границе леса?
– Не думай сейчас об этом. Пожалуйста, Фрэя, не тяни время. Собирайся, – почти простонал Икигомисске, не сводя взгляда с её фигуры. – Я могу и передумать.
Девушка вернулась к постели, разгребая кучу шмотья. Джинсы от Кардена?!
– А как же это? – подняла руку ладонью к себе, показывая кольцо.
– Наш брак еще не успели зарегистрировать, обычно это происходит после свадебного путешествия… Поэтому ты сможешь повторно выйти замуж, – советник опустил ладонь на колено, и бриллиантовая россыпь блеснула на черной ткани.
Она расстегнула ночнушку, сбросила и быстро проскочила в майку.
– Идем со мной, – со слезами в голосе прошептала Фрэя.
– Я выведу тебя из дворца, но дальше ты пойдешь одна, – покачал головой Моисей.
*
Мелькали светлые деревянные ступени, между ними – широкие зазоры. Дерево поскрипывало под ногами. Сатин бежал вверх по лестнице. Нужно отыскать Фрэю, пока их с Тео никто не заметил. Ветви высоких деревьев покачивались в темноте, окружающей слабо освещенные помосты и площадь внизу, где продолжался праздничный банкет и уличные актеры разыгрывали представление.
Около двух недель назад они вышли на лесную прогалину, где проходила дорога, и в скором времени наткнулись на передвижные фургоны бродячих артистов. План появился тут же. Они прикинулись танцорами, которые ищут людные места, где можно продать свой талант. Караван, оказалось, направляется пешим ходом через деревни прямиком на праздник, который местный правитель устраивает в честь прихода лета. Безумная идея, которая появилась спонтанно. Ничего не рассчитывали и не предпринимали. Неведомое чувство вело его вперед, за бродячими артистами, оно было так сильно, как если бы у него появилась еще пара глаз, ушей и рук, он точно знал, где находится Фрэя. Он ощущал это кожей, и чем ближе он подходил, тем острее становилось то чувство, подгоняя вперед.
Нужно сориентироваться. С высоты осмотрел дворец Лотайры – многочисленные коридоры выходили прямо на улицу, переплетались с мостами и крытыми галереями. Ему необходимо отыскать самый кратчайший путь внутрь.
Стоя на помостах, на самой высокой площадке, он озирался по сторонам. С площади долетали звуки праздника, небо продолжали раскрашивать всеми цветами фейерверки. Здесь, за кронами деревьев, ветер был слабее. Кобура, затянутая вокруг ноги, врезалась в бедро, но перевесить её было некуда. Маску он снял лишь, когда убедился, что вокруг нет ни души, только поскрипывающие под его весом сосновые доски. Волосы защекотали шею. Здесь было довольно сумрачно, Холовора направился в обход, по периметру, держась свободной рукой за поручень, чтобы не навернуться с двадцатиметровой высоты.
Дошел до лестничного спуска, ведущего на этаж ниже, огороженный вместо крыши полосатой цирковой тканью. Её края развевались.
Неожиданно ветер донес до слуха чьи-то шаги, и Сатин резко обернулся, не отпуская поручень. На помосте, в десяти шагах стояла маленькая фигурка. Мужчина выпрямился, делая шаг по направлению к незнакомцу. Если это враг, то лучше быстро с ним разобраться, чем отсиживаться в тени. Фигура тоже пошла навстречу, неторопливо, точно сомневалась.
– Кими но дарэ ва? [Кто вы?] – негромко произнес Холовора, ощущая, как ветер сносит кимоно и дует по голым ногам.
– Всё еще пишешь музыку? – вопросом на вопрос ответила женщина тонким сопрано, она говорила по-фински, что само по себе было дивом чудесным. – Твой голос, я погляжу, всё такой же звонкий, как и двадцать лет назад.