– Эб Остин, ты не сделаешь такой гадости! Не сделаешь, слышишь? – Нина резко отодвинула дыню и схватила сигарету из серебряной коробочки.
– Время очень неподходящее, Нина, – сказал Эбби. – фирма еще не стала на ноги, и мы все...
– Господи боже мой, да какое отношение это имеет к нам? Ты не сделаешь этого! Ведь у тебя все чертежи уже готовы... Эб Остин, если ты и впрямь так поступишь, я больше никогда не стану разговаривать с тобой!
Он был готов к сцене. Но не к тому, что прочел в ее глазах.
И он отлично понимал смысл ее слов. К несчастью, было совсем не трудно догадаться, что именно стоит за ее угрозой никогда больше не разговаривать с ним.
У Эбби пересохло в горле и сжалось сердце, когда он увидел, как исказилось от злобы и гнева ее неотразимо прелестное лицо.
Он потянулся за сигаретой.
Нина старалась овладеть собой. Она туже стянула ленту на затылке, и в ее голосе снова послышались недоверчивые нотки:
– Могу я узнать, что за муха тебя вдруг укусила? В чем дело? На работе что-нибудь не в порядке, или... или это Рафф Блум не желает, чтобы ты строил дом для мамы?
– Ни то, ни другое.
– А может, это совет Трой?
– Послушай, детка... – начала Элен Уистер, потом закурила и закашлялась. Струя дыма заволокла ее красивое, но в эту минуту очень жалкое лицо. – Не нападай так на бедного Эбби. У него своих забот достаточно. Ты ведь не представляешь, как могут извести человека на работе эти мерзкие типы...
– Но к нам-то какое это имеет отношение? – Нина окончательно потеряла власть над собой. – В чем дело? Что за нелепая выдумка! Раньше ты и не заикался об этом! В чем дело? Не в том ли, что, по-твоему, ты до сих пор не Добился каких-то потрясающих успехов? Убейте меня, но я ничего не понимаю. Ведь должна же такая гадость прийти в голову! Во всяком случае, приношу тебе мою глубокую благодарность. И это как раз в тот момент, когда я раздобыла такого клиента, как Джек Данбар, привела его, можно сказать, прямо к тебе в контору! Да тебе вовсе и не нужны клиенты! Тебе нужно одно – жалеть себя, а потом отыгрываться на мне или на маме...
– Детка! – предостерегающе сказала миссис Уистер.
Взглянув – в который раз – на этих двух женщин, Эбби особенно остро почувствовал, что он приперт к стене, загнан в угол.
Он встал из-за стола.
– По-моему, ты могла бы попытаться понять меня, а не устраивать сцену. – Он отвернулся. – Мне пора на собрание. Ты пойдешь со мной?
– Нет.
– Как знаешь.
В тишине слышно было, как шаркает ногами по полу миссис Уистер.
– Пожалуй, я тоже пойду, детка.
Когда Эбби вернулся из кабинета, держа в руке портфель, Элен Уистер уже не было. Нина все еще сидела за столом, глядя в пространство. В пепельнице дымилась сигарета.
– Мама ушла, – сказала Нина без всякого выражения.
– Перестань, Нина, – сказал Эбби. – Уверяю тебя, твоя мать отлично умеет устраивать свои дела. А тебе следовало бы хоть немного поинтересоваться, что происходит со мной.
– Что это значит?
– Нина, вечером у меня доклад. Пойми хотя бы...
– Нет, не понимаю! – крикнула Нина. – Единственное, что я обещала маме! Единственное!
Он увидел, как вздрогнули ее плечи, увидел слезы в ее глазах.
– Послушай, – начал он примирительно, – я же сказал только, что придется немного отложить...
– На сколько? – Веки ее были плотно сжаты.
– Пока еще трудно сказать. Поверь мне, Нина, мы действительно не можем позволить себе...
– О-о-о! – застонала она вне себя.
Эбби подошел к столу.
– Нина...
– Пожалуйста, иди на свое собрание! – Она враждебно отстранилась.
– Что ты будешь делать весь вечер? – спросил Эбби. – Зачем тебе сидеть здесь одной? – Он подождал секунду. – По-моему, будет не совсем удобно, если ты не пойдешь. Тебе надо там быть.
– Нет, спасибо. Лучше уж я буду сидеть дома, и вымою посуду, и погашу везде свет, и тогда, может быть, У нас хватит денег на еду в этом месяце.
– Нина! – Он положил руку на ее мягкие волосы ??? стоял, глядя на нее сверху вниз, и даже в эту минуту ему хотелось прикоснуться к ее нежной щеке и шее.
– Ты опоздаешь! – Она сбросила его руку, встала и пошла на кухню.
Глубоко оскорбленный, Эбби тоже резко повернулся, вышел из дому, не закрыв за собой дверь, и направился было к машине.
Но тут в доме зазвонил телефон. Эбби сделал несколько шагов назад. Когда он был уже на пороге, Нина сняла трубку.
– О, привет, привет! – Она говорила так оживленно, что Эбби точно прирос к месту. – Нет, ушел на очередное собрание. Я? Ну нет, я не из числа благотворительниц! – Смех. – Обещайте выпить не больше одного стаканчика, тогда я, может быть, позволю вам прийти. Ах да, верно, вы все еще пьете только молочко... Что? – Нежно, призывно: – Да, я не прочь немножко поразвлечься.
Рука Эбби, сжимавшая портфель, стала влажной, страшная боль стиснула сердце, он ощутил где-то внутри тошнотворную пустоту от сознания, что любовь его растоптана, а сам он неполноценен. Никому не нужен, безжалостно связан по рукам и ногам, раздавлен...
Он не хотел, чтобы Нина увидела или услышала его. Круто повернувшись, он бросился к машине, отпустил ручной тормоз и бесшумно выехал по покатой дорожке на шоссе. Вместо того, чтобы войти в дом и поговорить с ней начистоту.
Нет. Это невозможно. Даже сейчас он помнил о том, что его ждут на собрании. Но разве он в состоянии выдавить из себя хоть слово?
И одновременно в нем – в каком-то темном и ему самому неведомом до сих пор уголке мозга – зрело безрадостное решение: он постарается уйти с собрания как можно скорее, сразу после доклада, не дожидаясь конца бесконечных прений, и вернется домой часа на два раньше обычного.
На какие гнусные уловки приходится идти!
Эбби вдруг заметил, что едет слишком быстро. Он снизил скорость, но незаметно для себя снова дал полный Газ, и машина с ревом рванулась вперед.
В девять часов зал заседаний тоунтонской ратуши – колониальный стиль, серые стены, белые колонны – был полон. Разложив перед собой заметки, Эбби начал доклад Руки его почти не дрожали.
Когда он мчался назад вдоль темных полей, ему был уже ясно: как он ни рвется, как ни спешит домой, сегодня он узнал правду о своей семейной жизни, и этого никаким силами не изменить.
Все же он оставил машину на шоссе и по длинной дорожке взобрался на холм, где стоял его дом, такой строгий, такой бессмысленно-великолепный.
У подъезда чернела открытая машина Данбара. «Да, – думал Эбби, – Данбару и в голову не приходит прятаться а он, Эбби, должен подкрадываться в темноте, неуклюже разыгрывая какую-то нелепую мелодраму.
Но пусть он ведет себя низко или даже глупо, по-мальчишески – иначе сейчас нельзя.
Окна гостиной были тускло освещены.
Стараясь найти наблюдательный пункт поудобнее, Эбби бестолково переходил от куста к кусту, и сердце у него стучало часто и громко. Он хотел все увидеть и все узнать, в то же время надеясь, что ничего не увидит и ничего не узнает.
И вдруг в гостиной ярко вспыхнуло электричество. В просвете между занавесями он увидел ее, увидел Джека Данбара, который шел к дверям.
Эбби отпрянул от окна и поспешно присел на корточки за пышным кустом рододендронов в конце стеклянной стены.
Данбар уже стоял на пороге. Его широкоплечая, узкобедрая фигура, освещенная со стороны комнаты, четким силуэтом рисовалась в проеме дверей. За ним стояла Нина и пыталась схватить его за руку.
А Данбар отталкивал ее.
– Не уходите, Джек! – В голосе Нины какие-то незнакомые интонации. – Я ведь не нарочно.
– Не нарочно? – Данбар поправил галстук, туже затянул узел. – Простая случайность, а? В такую минуту взять и зажечь свет! Устроить иллюминацию!
– Я... я просто хотела увидеть ваше лицо. – Нет, таких интонаций Эбби никогда не слышал у Нины, даже в прежние времена. Судорога свела ему ноги. Во рту пересохло. Пытаясь сохранить равновесие, он осторожно оперся руками о землю.
– Увидеть мое лицо? – удивился Данбар. – И для этого вы направили на меня свет? Что это, выставка уродов или...