Нух II воздел руки к небу.
– Тогда, ради всех святых, умоляю тебя, Ахмад, скажи наконец, кто же!
Но Ахмад медлил. Он хотел растянуть этот момент, насладиться, пусть недолго, своей властью над Нухом II. В душе он просил у Аллаха прощения за свое поведение, но сладкое чувство мести согревало его сердце. Ахмад так низко склонился над лицом эмира, что мог даже различить крохотные капельки пота на его лбу.
– Я думаю о той, что не так давно живет в вашем гареме. О той, что недавно нанесла вам травму, – сказал он, понижая свой голос до таинственного шепота. – Я думаю о златовласой рабыне.
Нух II зорко взглянул на Ахмада.
– Ты полагаешь…
В это время открылась дверь.
– Что там опять? – заорал Нух II.
– Прошу прощения, мой господин, виноват, – сказал слуга и согнулся в низком поклоне. – Ваша супруга желает поговорить с вами. Позволите ли вы…
Эмир заскрежетал зубами.
– Не сейчас. У меня совершенно нет желания видеть кого-то из этих неверных.
– Но это Мирват, господин, – ответил слуга и поклонился вновь. – Она просит аудиенции. Речь о деле большой важности.
Ахмад увидел, как изменилось лицо эмира при одном лишь упоминании имени Мирват. Даже в столь недобрый час ему не удалось скрыть своей симпатии к этой женщине.
– Ну хорошо. Пришли ее ко мне, – сказал он, пытаясь придать своему голосу строгости, что, однако, не удалось.
Ахмад покачал головой. Если когда-нибудь Нуха II свергнут, то причиной тому будет женщина. Старый дурак не дает себе за труд хотя бы на мгновение обуздать свои инстинкты.
Вошла Мирват. Ахмад сразу забыл о своем возмущении святотатством женщин, о сочувствии эмиру – обо всем.
Мирват была, как того требовал Коран, в парандже. Не было видно ни ее рук, ни лодыжек ног, ни один волос не выбивался из-под плотной непрозрачной ткани. Только глаза – большие, темные, ослепительно красивые. Такие могут лишить мужчину рассудка, окоддовать его. Мирват грациозно склонилась перед своим супругом. Сердце Ахмада забилось чаще. Какая добродетель! Только Аллах в своей великой доброте и безмерном милосердии мог создать такое совершенное существо. Взгляд такой женщины был благодеянием для измученной души мужчины.
– Прости, о повелитель, мое непрошеное вторжение.
Она вновь изогнулась в поклоне. Голос ее звучал слаще пения соловья.
– Разве ты можешь появиться некстати, моя роза? – возразил Нух II. Вставая, он взял ее руку. – Сам Аллах направил тебя ко мне. И то, что в столь недобрый час ты ищешь встречи со мной, – настоящий подарок для мужчины, на которого обрушилось несчастье.
– Как раз потому я и пришла, – сказала Мирват. – Мне необходимо поговорить с вами об этом. И если мой повелитель разрешит, то пусть Ахмад аль-Жахркун, уважаемый и бесценный друг моего господина, останется. – Она скромно потупила взгляд, когда Ахмад с удивлением посмотрел на нее. – Простите мне мое неподобающее поведение, но ситуация требует того. Нух II, мой повелитель, сейчас нуждается в помощи. И ваш умный совет, ваша мудрость будут как нельзя кстати в этих затруднительных обстоятельствах.
Ахмад вопросительно посмотрел на Нуха II. Эмир коротко кивнул, и Ахмад вновь присел на банкетку.
Нух II предложил Мирват присесть.
– Итак, о чем ты хотела сказать мне, моя роза? – спросил он, и в его голосе чувствовалась нежность. Это совершенное, прелестное существо было настоящим подарком Аллаха.
– Прости, но я должна была прийти, мой повелитель. То, что произошло сегодня в зале, отвратительно. Я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что женщина решилась на попрание заповедей нашего пророка, но… – Голос ее оборвался, и она закрыла глаза, будто не осмеливаясь даже думать об этом святотатстве. – Простите, но мне тяжело говорить об этом.
Нух II опустился на банкетку рядом с ней, взял ее руку и стал успокаивающе гладить, кивком попросив Ахмада налить стакан воды.
– Не надо, будет тебе, моя роза. Ты здесь ни при чем, – пытался утешить ее Нух II. – Не вини себя.
Дрожащей рукой Мирват взяла стакан и сделала глоток.
– Отблеск позора падает на каждую из нас в отдельности, в том числе и на меня, – сказала она и покачала головой. – Такое безрассудство простить невозможно.
– Не хочешь ли ты этим сказать, что Ямбала одна додумалась до такой выходки? – спросил Нух II.
– Ямбала? – Мирват с удивлением взглянула на него. – О нет, мой повелитель, Ямбала не виновна. Она, как и все остальные, поддалась влиянию этой ведьмы, поверила ее лжи, наслушалась провокационных речей. Если и есть в чем обвинить Ямбалу, так только в том, что позволила этой неверной ввести себя в заблуждение.
Нух II непонимающе покачал головой.
– Я до сих пор не знаю, о ком ты говоришь.
– О Беатриче, этой белокурой ведьме с Севера. – Мирват оглянулась назад и перешла на шепот, словно боялась, что их могут подслушать. – Она пробралась в ваш гарем, мой повелитель, чтобы всем нам навредить. Трудно игнорировать ее слова и не верить ей. Они подкупают, как пение птиц. Они овладевают разумом и заставляют забыть о приличиях. Она заколдовала женщин так, что они осмелились восстать против вас. Я чуть было тоже не поддалась ее чарам, но, слава Аллаху, сумела вовремя разглядеть ее сущность. С тех пор она не властна надо мной, но другие женщины до сих пор находятся в ее когтях. – Мирват упала перед Нухом II на колени и схватила его за руки. – Мой повелитель, взываю к вам с просьбой предпринять хоть что-нибудь против этой злобной колдуньи, пока еще не слишком поздно.
У Ахмада защемило сердце, когда он увидел слезы в прекрасных глазах Мирват. Сейчас сильнее, чем прежде, он был убежден, что дикарка должна поплатиться за свои деяния – и, если необходимо, жизнью.