«Смерть – сестра сна», – подумала Беатриче и в первый раз в жизни осознала смысл этого выражения. Она опустилась перед кроватью на колени.
– Пусть там, где ты сейчас, тебе будет легче, чем здесь, – прошептала она и разрыдалась. – Мне будет не хватать тебя, Зекирех.
Когда она поднялась с колен, к ней подошла Ханнах.
– Вот все, что осталось, – сказала служанка и протянула ей пакетик с опиумом. Он значительно уменьшился в размерах. – Того, что она получила, было достаточно. Может быть, это поможет другому больному.
Беатриче взяла опиум и спрятала его в потайном кармане, в котором она хранила и камень Фатимы.
– Эмир уже знает, что Зекирех… что его мать?..
По какой-то причине она не могла назвать вещи своими именами. Наверное, смерть обретает свою реальность, когда называешь имя усопшего.
Ханнах покачала головой.
– Нет. Здесь об этом еще никто не знает. Я хотела бы дать ей еще немного покоя. Когда появятся плакальщицы и Нух II будет стоять подле кровати в своей фальшивой, неискренней печали, с ее спокойствием будет покончено. Я знаю, что вы более других цените успокоение и желаете попрощаться с человеком, которого любили, прежде чем он попадет в рай. – Слеза скатилась по щеке служанки. – Я от всего сердца благодарна вам за то, что вы сделали для Зекирех, госпожа.
Беатриче вздохнула.
– Мне хотелось бы сделать больше. Я никогда не забуду ее.
Она попрощалась с Ханнах. И только покинув комнату, заметила, что Али все это время ждал ее у входа. Он ни о чем не спрашивал и не пытался утешить. Али молчал, и Беатриче была благодарна ему за это.
Идя по коридору, она настолько погрузилась в свои мысли, что едва заметила фигуру, которая с подозрительностью и недоверием выглядывала из ниши.
Беатриче с удивлением узнала в ней Мирват. Она пряталась за широкой пальмой, росшей в латунной кадке. Мирват была добропорядочной, благовоспитанной и скромной женщиной, почитающей законы Корана и соблюдающей их. Но ни добропорядочность, ни благовоспитанность не удержали ее от доносов на подруг и пожеланий старой женщине страшных мучений. Допускает ли Коран такое поведение? Едва ли. «Ханжа, двуличный человек!» – подумала со злостью Беатриче.
Их взгляды встретились. В глазах Мирват застыло жесткое выражение, уголки губ презрительно изогнулись, на переносице залегли две упрямые складки.
Беатриче овладел гнев. Но постепенно, с каждой секундой он стихал, потому что она поняла, что скоро Мирват будет наказана. Красота ее не вечна. Уже сейчас заметны признаки старения распухшего лица недоверчивой, жестокосердной женщины. С исчезнувшей красотой она потеряет и благосклонность Нуха. А песни и стихотворные строки о Розе Бухары скоро забудутся.
– Будь осторожна в словах. Твои ругательства и проклятия, не поддаются счету. Когда-нибудь они вернутся к тебе, – прошептала Беатриче.
Она не была уверена в том, что Мирват услышала ее слова и поняла их, – все это она произнесла в основном для себя – как предостережение. Когда-то эту фразу ей сказал один индонезийский друг ее родителей. Тогда Беатриче в запальчивости ругала своего шефа, не желая ему ничего хорошего. Возможно, он был прав. И надо думать, с Мирват все так и произойдет. Ее проклятия вернутся к ней.
Беатриче бросила через плечо холодный взгляд. Повернулась и пошла, не оборачиваясь, прочь.
XVI
Беатриче в ту ночь не могла заснуть. Она открыла оконную решетку и раздвинула гардины, чтобы прохладный ночной воздух проник в помещение. Не смыкая глаз, Беатриче лежала, уставившись в белый потолок – идеальный экран для ее воспоминаний. Она думала о том, как впервые увидела Зекирех – насмешливую, язвительную, властную женщину, которая двумя-тремя меткими словами могла вогнать Мирват в краску. Ни возраст, ни пережитое не согнули ее, и даже тогда, когда она едва могла передвигаться от болей, всегда держалась прямо – как свеча, как юная танцовщица.
Беатриче вспомнился и тот день, когда Зекирех пришла к ней в комнату за врачебной помощью. Сейчас, оглядываясь назад, она осознала, что с того момента они стали подругами. Несмотря на разницу в возрасте и различия культур, они чувствовали себя на равных, уважая друг друга и понимая без лишних слов. Обе видели насквозь все женские интриги, неприязнь и враждебность, из чего, собственно, и состояла повседневная жизнь в гареме. И для обеих эта бессодержательная, показная жизнь была невыносимой. Часто они уединялись, чтобы побеседовать друг с другом, поспорить; или сидели на скамейке в саду – молча, глядя на тихий пруд. Беатриче вздохнула. Их связывала редкостная дружба. А теперь ей остались лишь печаль и воспоминания о своенравной, несгибаемой женщине.
Беатриче вновь вздохнула и повернулась на бок. Было уже далеко за полночь. Скоро встанет солнце и муэдзин своим голосом призовет верующих Бухары к молитве. Может быть, ей все-таки удастся поспать пару часов. Она закрыла глаза. И тут же их открыла, как от толчка.
Прямо напротив себя она заметила очертания какой-то фигуры. Было похоже, что там кто-то сидел. Сначала она подумала, что это сон. Беатриче потерла глаза и покачала головой. Может быть, ей привиделось? Каким образом, ради всего святого, к ней мог проникнуть кто-то? Как обычно, вечером она закрыла с внутренней стороны обе двери. И окно находилось на расстоянии пяти метров от земли и, кроме того, было слишком узким. Вдобавок она не спала всю ночь и наверняка бы услышала шаги или увидела непрошеного гостя. Беатриче опять взглянула в ту сторону. Фигура сидела на прежнем месте, как тень, со скрещенными ногами, небрежно прислонившись к стене.
При слабом свете звезд она смогла рассмотреть, что незваный гость был мужчиной. Ироническая улыбка играла на его лице.