Кто-то вошел в гостиную и сказал:
– На фронтоне бадстовы сидит ласточка.
Оддни с Герди не промедлила с ответом:
– Кому-то здесь предстоит умереть.
Больше никто не произнес ни слова.
Солнце уже освещало горный кряж Несьяфьёдль. Скоро утро вступит в полные права; люди пошли за своими лошадьми. Сев в седла, гости попрощались друг с другом, расцеловались, после чего поскакали со двора домой: люди с востока – вверх по тропам Мессюгётюр, а южане – на запад по дорогам и далее вглубь страны через пустошь Эйр.
– Праздник удался на славу, – говорили приглашенные. – Он не привык размениваться по пустякам, Старый Стейдн.
– Плохо, что с курткой Эйольвюра случилась такая неприятность.
– И с лечебником.
– А с ним что произошло?
– У Эйольвюра был лечебник, который порвали в клочья во время этой чертовой драки. Потом от него нашли лишь пару целых страниц.
– Теперь я точно пойду по миру, – промолвил плачущий голос.
– На этих хуторах произойдут кое-какие изменения еще до конца года, – изрекла Оддни, направляясь домой в Герди.
Мой отец посмотрел на восток в сторону гор Несьяфьёдль и сказал:
– Что это там в Ходне, Тоураринн?
– О, это чертов северо-восточный ветер. Теперь он идет через Ходн. Лучше бы собрать и занести вовнутрь несколько вязанок кизяка, чем стоять в этом замогилье.
– Ты совершенно прав – утренний ветер с северо-востока всегда дрянь, – ответил мой отец.
– Вот ты и вызвал его на себя, – заметил Тоураринн своему тестю Бенедихту.
– Думаю, пусть мокнет этот чертов кизяк, – ответил тот.
Спустя несколько минут серой массой опустился и понесся на запад мимо горы Стейнафьядль туман, а угрюмые барашки-облака начали заполонять небо над Лагуной. Люди не успели оглянуться, как исчезли последние остатки чистого неба перед горой Фелльсфьядль. Бенедихту не нужно было спрашивать снова, долго ли небеса будут с этим мириться.
4
Рассказывают, что я явился в этот мир 12 марта 1889 года, после полудня, но до начала сумерек. Также говорят, что мой путь в этот мир был необычайно трудным. Домочадцы без промедления послали за акушеркой Луссией Торстейнсдоттир – незамужней девушкой с верхнего хутора в Рейниведлире, замечательной, умной и душевной. Она незадолго до этого окончила акушерские курсы у врача Фрица Цойтена в Эскифьёрдюре. Луссия стала первой дипломированной акушеркой в Сюдюрсвейте, а я – первым ребенком, которого она приняла.
Роды проходили сложно. Казалось, что в конечном итоге они не увенчаются успехом. Тогда послали за опытной старой акушеркой, которая уже давно отошла от дел. Это была Оддни Свейнсдоттир с Герди, мудрая, дальновидная женщина и большой мастер своего дела. Но тем не менее изменений к лучшему не происходило.
Далее послали за Эйольвюром, старостой и гомеопатом с нижнего хутора в Рейниведлире. Он пришел с целительными средствами в двух десятиграммовых склянках. В одной была коричневатая жидкость, в другой – прозрачная. Эйольвюр накапал некоторое количество капель из коричневой бутылочки в ложку и дал их выпить моей матери, оставив ее на какое-то время в покое. Потом он таким же образом отмерил определенное количество капель из прозрачной склянки и снова дал ей. Это явно были сильнодействующие капли. Из каждой склянки, которую открывал Эйольвюр, шел дымок. Теперь все должно пойти нормально. Эйольвюр продолжал по очереди давать моей матери капли из обеих баночек. Но ничего не происходило. Мать постоянно стонала и охала, и все стояли над ней с растерянным видом. Предстояла долгая и опасная борьба. Люди начали опасаться, что моя мать не выживет.
Наконец, прибегли к последнему способу. Кетидля с Герди послали за врачом Торгримюром Тоурдарсоном. Он слыл хорошим лекарем и к тому же имел медицинское образование. Жил он на хуторе Боргир в Несе, в пятидесяти километрах от Хали, и добраться до него можно было, переправившись через множество ручьев. Я, впрочем, ничего не слышал о том, были ли они тогда обмелевшие или полноводные.
Кетидль скакал, насколько хватало сил коней, и когда те хотели сбавить ход, он со всей силы хлестал по ним, приговаривая:
– Тащитесь же вперед, вы, тощие клячи!