Старуха Оддни с Герди сказала об этом стихотворении Ингимюндюра: «Ему не следовало было без особой надобности сочинять про это стихи и таким образом настраивать против себя природные силы».
Как потом стало известно, силы природы действительно не преминули отомстить за это стихотворение. В ночь на 7 июля 1829 года с горы, находящейся рядом с хутором, начался страшный камнепад, а Кальда-Квисль (Холодный Ручей), который Ингимюндюр назвал Кальдаау (Холодная Река), с большим шумом хлынул с востока с песков Стейнара и разлился на поляне перед хуторскими постройками. Это случилось глубокой ночью. Хуторяне повыскакивали из постелей, и в этой неразберихе у жены Ингимюндюра случились схватки, после чего она родила ребенка под валуном неподалеку от хутора. Тот камень был хорошо известен в моей юности. Все происходящее случилось во время ливней, которые в Сюдюрсвейте под горами могут быть ужасно сильными.
Ребенок, родившийся у валуна, оказался мальчиком, его окрестили Сигюрдюром. Когда он вырос, то стал одним из лучших фермеров своего времени в сисле Восточного Скафтафедля, несмотря на то что был рожден у валуна. Законы природы, очевидно, не обращают внимания на такие мелочи.
Сигюрдюр жил в Квискере в местности Эрайви, где был старостой общины. Он представлял сислу Восточного Скафтафедля на собрании на Полях Тинга[79]. Про Сигюрдюра говорили, что у него были необычные глаза из-за молний и камнепада, случившихся в ночь, когда он родился. Известно также, что Сигюрдюр был ясновидящим и мог предвидеть приход гостей – причем это предчувствие его никогда не обманывало. От его двух дочерей пошел род квитскеровцев. Я знал одну из них, она была радушной и талантливой женщиной.
Во время упомянутого происшествия или сразу после него хутор Стейнар был заброшен, и Ингимюндюр построил новый на западном склоне и назвал его Сльетталейти. Там время от времени слышались тяжелые и сильные удары, происхождения которых никто не понимал. Некоторые считали, что звуки исходили из крупного валуна, находившегося за порогом бадстовы, а другие – что из маленькой кузницы к востоку от того же камня. Те удары слышали две или три семьи, которые поочередно жили в Сльетталейти, начиная с самого конца XIX века и вплоть до конца 1940-х годов. Звуки иногда слышались на протяжении длительного времени, и нередко это случалось средь бела дня.
19
Выше по склону, под которым стояли хутора к югу от песков Стейнара, поднимались весьма крутые скалы. В первые годы моей жизни, смотря на них со стороны хуторов, я видел всего лишь голые каменные стены. Но когда я начал подбираться к этим скалам, те словно оживали, и меня поразила та неоспоримая истина, что они переполнены удивительной жизнью. Я не понимал, чтó эта жизнь собой представляла, но чувствовал ее присутствие, и от нее исходила такая мощь, что, когда я смотрел в ту сторону, меня покидали силы. Тогда я пытался привести себя в чувство, поворачиваясь к скалам спиной и глядя на океан. Но осознать его с такой высоты мне тоже было не под силу. У меня кружилась голова, когда я сверху смотрел на море: его ширь выглядела ужасающей, а корабли – едва заметными и ничтожными. Тогда я словно оказывался меж двух огней.
Я пытался избавиться от ощущения собственной беспомощности: начинал смотреть в сторону, на юго-запад, где были пески Брейдамёрка. Я глядел поверх песка на островок Ингольфсхёвди, находившийся на западе рядом с районом Эрайви, в двенадцати часах ходьбы от Хали. Глаз радовали блестящие на солнце ручьи, протекавшие через тот пляж, а также сияние лагун к северу от песков – там вдали всегда происходило что-то необычное.
Скалы громоздились друг на друга, образуя гряды правильной формы. Находясь в Хали или Герди, я нередко их пересчитывал. Их было от двадцати одной до двадцати трех, если считать от самой нижней точки до края; некоторые были явно шириной во много саженей. Скалы были самой разной высоты, и я обратил внимание – чем они были выше, тем менее высокими казались, если смотреть на них со стороны. В чем тут дело? Может быть, их строитель устал от этой кладки – гряда за грядой, в которой, похоже, не было никакого смысла? Гребни были разноцветные: темно-серые, светло-серые, розовые, темно-синие, красные и багряные.
Гребни скал сходились, образуя уступы. Некоторые из них были достаточно широкими. Другие же – столь узкими, что по ним нельзя было пройти. На некоторых находились полоски зелени, а кое-где поросшие травой пещерки. Там, скорее всего, было намного интереснее, чем на лугах и склонах, и оттуда мир наверняка выглядел совершенно по-иному. В хорошую погоду я иногда не мог удержаться от желания забраться туда, изучить растущие там травы, подольше посидеть в безветрии под лучами солнца, глядя на хутора, море, а также виды за песками Брейдамёрка. Может быть, я увижу оттуда дым, идущий с кухни в Квискере? Было бы больше похоже на сказку – увидеть этот дымный столб с хутора, находящегося более чем в пяти часах ходьбы. Наверняка в Квискере, который так далеко отсюда, готовят что-то необычайно вкусное.
79
Поля Тинга (Тингведлир) – равнина неподалеку от Рейкьявика, где с 930 по 1799 г. заседал исландский парламент (альтинг). Впоследствии использовалась для проведения различных публичных собраний.