21
Овцы очень любили залезать на скалы со cтороны Сльетталейти или хуторов Брейдабольсстадюра. Овечки чаще всего приходили с севера через горный гребень из долины Стейнадалюр, особенно в разгар лета, словно иммигранты из далекой страны, и, не торопясь, двигались вниз по скалам. При этом овцы чаще всего старались не упрощать людям жизнь и не разбредаться вниз до самых склонов, предпочитая располагаться на скалах – как правило, на самых их вершинах. Животным казалось, что наверху трава лучше, чем в Стейнадалюре, у подножия склонов или у оснований скал, и им, похоже, очень нравилось карабкаться наверх, а потом смотреть вниз с большой высоты. Может быть, у этих существ пробуждались первые ростки талантов гениальных альпинистов или поэтов-романтиков, которые напишут гимны в честь гор и песни о красоте мировых просторов, когда – возможно, спустя сотни тысяч лет, а может быть и миллионы – их души найдут пристанище в человеческих телах? Жернова Господа мелют медленно, но неумолимо.
Мне было не трудно понять природную тягу к скалам у овец. Если бы я был овцой – а об этом я часто мечтал, когда приходило время сенокоса и сбора кизяка – то сам пасся бы на скалах и вверху в Сльеттиботне.
Какое это наслаждение: ходить по скалистым уступам, когда под тобой пропасти, над тобой – красивые отвесные склоны, а перед глазами – разнообразные картины; карабкаться на один уступ за другим, чувствуя всем телом, как ловко ты начинаешь лазить по скалам; вдруг исчезнуть из виду, уйдя в глубокое ущелье, словно ты упал и разбился насмерть, а потом внезапно объявиться на величественном столпе, словно вернувшись с того света, смотреть вокруг себя и видеть все по-новому, лежать под лучами солнца на зеленой поляне, поросшей изумительной благоухающей травой, или в защищенной от ветра пещерке, слушая пение дербника с какого-то невидимого места в скалах; стоять на пике Гердис-Тиндюр, обнаружив, насколько мелкими сверху кажутся хутора, море, простирающееся от островов Хродлёйхсэйяр до горизонта, – широким, а люди, удобряющие пометом луга, – совершенно незначительными; смотреть на панораму пляжа Брейдармёрка с блестящими ручьями, искрящимися лагунами и сверкающей белизной линией прибоя по всей ее длине, а также наблюдать, как при свете утреннего солнца в воздух поднимается дым из кухни в Квискере, и всегда иметь возможность разглядывать то, что море выносит на берег.
Все это, а также многое другое переживают и овцы на скалах. Это – жизнь, которая возвышает, расширяет и очищает душу человека, делает его ноги более проворными. Может случиться, что перенос кизяка заметно укрепит твои руки и спину, если он, конечно, не сведет тебя в могилу. Однако сообразительность и умение лазить по непроходимым скалам, как это делал Конрауд, важнее силы. Ношение кизяка не возвышает душу человека и не расширяет ее, и даже не очищает, не делает человека ловким. То же самое можно сказать об этом чертовом сене. И я вполне могу понять, что трава тем лучше, чем ближе она растет к небу. И там ее находят овцы – они в чем-то мудрее нас, людей.
Я рано понял, какое блаженство овцы испытывают на скалах. Мало кто в Сюдюрсвейте осознавал это так же хорошо, как я. Каждодневным развлечением обитателей хуторов Брейдабольсстадюра было разглядывать скалы и внимательно высматривать, нет ли на них овец и не голодают ли они.
К примеру, можно было увидеть двух овечек неподалеку от полянки Кваннстоуд.
– Вон там разве не овца с ягненком?
– Если это так, то она чертовски раздобрела. Похоже, там взрослые овцы.
– Та, что повосточнее, побольше.
– Ты совершенно прав. Интересно, чьи это овцы?
– Это, я думаю, Чернощелка Грёнволя со Сльетталейти. Она там шастала в прошлом году.
– Сложно сказать. Разве овцы не пришли туда недавно?
– Я их не видел, когда утром вышел из дому.
– Значит, они перебрались через гору сегодня.
– Скорее всего, овцы спустятся в западню Боргюсвелти.
– Они тогда перейдут через тот блеклый гребень?
– Овцы могут уйти вниз через расщелину.
– Тогда они попадут в западню.
– Черт дернул этих дрянных овец лезть в скалы.
– И это мягко говоря. Яхве долго бы не думал, перед тем как приказать их зарезать. Он был тем еще кровопийцей!
Эти люди смотрели вверх не для того, чтобы понять великолепие жизни в горах. Наблюдать за скалами для них было увлекательным спортом, своего рода олимпиадой. Хотя интеллектуальный уровень этого занятия очевидно был существенно ниже, чем другие олимпийские виды.
Еще, бывало, чаще всего в разгар лета, какой-нибудь хуторянин начинал утренние работы с того, что прочесывал глазами скалы и замечал двух овец, попавших в западню, и эта важнейшая новость мгновенно расходилась по хуторам Брейдабольсстадюра. А для нас, детей, это было целое событие. Поначалу не делалось совершенно никаких попыток вызволить животных – люди выжидали, не смогут ли те выбраться оттуда без посторонней помощи. Становилось каждодневным развлечением смотреть на овец, прикидывать размер западни, наблюдать, как животные себя ведут, когда они улеглись и когда щипали траву, если вообще там было что щипать; когда они вставали и бродили, где в западне они были в восемь часов утра, где в девять утра, в полдень, после обеда, в три часа дня, между тремя и шестью часами дня, в шесть часов вечера, между шестью часами вечера и заходом, между заходом и темнотой, были ли это овца с ягненком или только лишь взрослые особи, были ли это яловые овцы или бараны, были ли они годовалые или постарше, кто мог быть их хозяином – да, в первую очередь, кто владелец или владельцы этих овец.