Вот теперь все скалолазы сидят на гребне скалы. Они наверняка расспрашивают того, кто спустился в западню, была ли там овца с ягненком или две взрослые овцы, кому они принадлежат, насколько легко ему удалось их поймать, не отощали ли они в изоляции, не выросли ли у ягненка большие рога, убежали ли они, когда выбрались из западни… Возможно, они еще посмотрят, не прибило ли чего к берегу? Может быть, большое бревно. Или бочку? Пустую? С коньяком? Или отборным вином? Не исключено, что это будет буй. Или что-то, что они не смогут распознать.
Мужчины встали и пошли вереницей на запад от Роутаргиля. Мы задержались на Хамарсбакки, чтобы посмотреть, как они будут перебираться через ущелье. У них это получилось, и они двинулись на запад, в ущелье Гапи. Теперь больше нет ничего интересного, на что можно было бы смотреть, и мы тоже пошли на запад, на склон Тейгабакки. Остаток дня будет скучным. На восточном дворе в Хали кто-то стоит. Это моя мать. Гвюдлейв рядом с загоном смотрит вдаль. Мы подошли к ней.
– У них все получилось на скалах, – сказала Гвюдлейв.
– Ага, – ответили мы.
– Они освободили овец из западни.
– Ага, – сказали мы в ответ.
– Вы видели, были ли это взрослые овцы?
– Это была овца с ягненком, – ответили мы.
– А кто ее хозяин?
– Черт его знает. – Я при этом добавил: – Я думаю, что сам дьявол.
– Не ругайся так, мальчик! Скалолазы сошли вниз к уступам Гапараукир.
– Они уже в самом низу.
– Дааа… Какая сейчас хорошая погода, – произнесла Гвюдлейв, и в голосе ее прозвучала благодарность Провидению.
– Ага, – был наш ответ.
После этого она довела нас до дорожки хутора, дав каждому по половинке лепешки, смазанной маслом, – знатное угощение, ведь лепешки в то время были особым деликатесом. Гвюдлейв всегда была радостна и приветлива, в одном и том же настроении, и частенько угощала детей чем-нибудь вкусным, когда они заходили в Герди. Мы поедали лепешки, стоя на дорожке. А после этого устроили соревнование: кто дальше всех прыгнет от сеновала в Герди.
Вскоре скалолазы уже спустились вниз к ручью Вёд. Мы подбежали к ним у холма Гердисбали.
– Чья это была овца? – спросили мы.
– А, это овца Грёнволя из Сльетталейти, – ответил дядя Тоураринн.
– Вы не видели, что-нибудь прибило к берегу?
– Ни единой спички.
Собаки уже не были столь разговорчивы, как в самом начале путешествия на гору. Напротив, они выглядели пристыженными и с неохотой смотрели на нас. Их обманули, не дав им поучаствовать в олимпиаде!
23
На горных склонах над хуторами Брейдабольс-стадюра в разных местах лежало несколько валунов – самых разных размеров, но не слишком крупных. Когда-то они переехали на нынешнее место со скал, но это было еще до меня и даже до старухи Оддни; наверное, некоторые пролежали там много веков. В точности этого никто не знал.
Я иногда думал, что было бы интересно выяснить, когда каждый из валунов попал на склон, в каком году и в каком дне месяца, какой это был день недели, случилось ли это днем или ночью, через какие ориентиры тогда проходило солнце или созвездие Плеяд, с какой скалы свалились эти камни, был ли в момент, когда они падали, слышен грохот, остались ли от них глубокие борозды на склонах, какая в то время была погода, кто жил в Хали, чем занимался и что ел, всем ли хватало пищи, не говорил ли кто тогда на хуторе слова: «Сейчас с Ходна идет северо-восточный ветер», и многое другое. Но это никто так и не записал, потому что наша сельская община не стала бы заниматься внезапно свалившимся на нее камнем.