Но с тех пор, как я себя помню, меня всегда преследовала мысль, что у всех вещей есть жизнь и в какой-то мере даже сознание. Мне не было известно, почему я так считал, я нигде не мог об этом прочитать или услышать, что на сей счет прочитали другие. Я обладал врожденным знанием – оно было таким же естественным, как и дыхание.
При свете дня мне это нравилось: жизнь была полна смысла и движения. Но в темноте, когда я был один, мне становилось не по себе. Тогда «мертвые вещи» становились более заметными, более живыми, и было непонятно, на что они способны. Мне казалось, что вещи могут ни с того ни с сего заговорить со мной, и тогда меня охватит ужас – даже если они мне нравились днем, а также ночью, когда рядом со мной был кто-то из домочадцев.
Из всех «мертвых вещей» самыми живыми мне казались камни, поскольку они были наиболее естественны и наверняка имели самую долгую память. Никто их не переделывал и не заставлял быть иными – не такими, какими их сотворила природа. Остальные же «мертвые вещи» были обезображены людьми и отдалились от природы; мне казалось, что они утеряли бóльшую часть своей души и памяти, когда их сделали такими, какие они есть. Что есть жизнь железного гвоздя, свинцового грузила или граблей в сравнении с жизнью камня?
Поэтому я больше любил смотреть на камни и разговаривать с ними, когда приближался к ним. Иногда я прикладывал к камням ухо и слушал, не говорят ли они мне что-нибудь. Мне казалось, что можно услышать голоса камней и уловить их мысли, если ты имеешь хороший слух и понятлив. Но для этого нужна тренировка, и если ты много упражнялся, то сможешь слышать и понимать камни. Правда, я тогда не знал, в чем же должна заключаться эта тренировка.
Одни из камней, лежащих на склоне, казался мне более живым и удивительным, чем все остальные. Я раньше никогда к нему не подходил, поскольку он находился в середине склона в Мосаре (Мхах), как это место называли люди. Я обнаружил его, когда шел от хутора наверх, надеясь обнаружить что-нибудь неожиданное и интересное в горах. Из того дня я точно помню только, что увидел его после полудня и что он был освещен солнцем. Может быть, я тогда был еще очень маленьким. После того как я узнал об удивительных свойствах этого валуна, из всех находившихся там камней я начал более внимательно присматриваться именно к нему. Поросший мхом, он стоял вертикально, выдаваясь из груды камней старого обвала. На глаз валун был высотой в два локтя, и мне он казался созданным красивым. Я всегда недоумевал, почему, когда я смотрел на него, мне на ум приходила моя мать, а глядя на ее лицо, я всегда вспоминал тот камень. Удивительно!
Была у этого валуна одна особенность, делавшая его необычным и не похожим на все другие камни, о чем я сейчас расскажу, – и это невероятная история. Камень был виден только при полуденном солнце, а на закате или в облачную погоду он исчезал. Казалось, что он мне ранее просто привиделся. За этим скрывалась какая-то страшная тайна.
Превращение камня из невидимого существа в видимое и потом опять в невидимое (и это средь бела дня!) отличало его от всех остальных камней на этом склоне, да и на всех других склонах в нашем мире.
Валун стоял на месте обвала в Мосаре, напоминая таинственное бледноватое существо, сам по себе, в полном одиночестве. Ему было не с кем поговорить. Мне его было жалко. Я думал, что этот камень при всей его жизненности страдал из-за своего одиночества.
Я подолгу смотрел на валун со двора, с холмов и с разных точек на лугу. Иногда я удобно усаживался на хуторскую ограду, чтобы было комфортно глядеть на него и погружаться в глубокие размышления, и чем дольше я смотрел и думал, тем более удивительным, загадочным и непонятным он начинал казаться.
Была у того валуна еще одна необычная черта: на вид он так напоминал бегуна, что того и гляди вот-вот побежит вниз по склону, например, к серому камню в Ди (Топях), просто чтобы с кем-то поговорить.
– Не мели чепуху. У камней нет ног. Они не могут ходить и бегать.
– Это мне прекрасно известно. Но камни могут двигаться: когда им хочется попасть в другое место, они переворачиваются, причем крайне быстро. Это напоминает бег. Ангелы тоже не ходят – они летают, как чайки. И рыбы не ходят – они плавают, причем с большой скоростью. Не думай, что двигаются только те, кто ходит ногами!