Тётя Нелла рвала и метала. Я познакомила её с Сергеем на следующий же день, и она пришла в полный ужас. Дочь повторяет ошибку матери! Опять русский, красивый и совершенно без денег, опять военный и даже в том же звании — лейтенант! Общежитие где-то в области, сомнительные перспективы и, к тому же, бывший детдомовец — никого хуже я, по её мнению, найти себе не могла… Вот они, чёртовы гены!!
Я тогда подумала — а ведь в чём-то она права. Сергей был того же типа, что и мой отец, может, поэтому я подсознательно к нему потянулась. Старше меня на восемь лет, спокойный, надёжный, немногословный, он редко улыбался — но если улыбался, у меня тут же подкашивались ноги… С ним я чувствовала себя такой защищённой, даже слабой — что, в общем-то, было мне несвойственно. Это потом я стала «Багирой», снежным барсом, а с Серёжей я была «Алечка, котёнок», и мне это нравилось. Он был единственным, кроме папы, кто звал меня первым, странным именем Альфея, сократив его на свой лад. Он и сегодня назвал меня именно так. Мой Серёжка… Бывший главный мужчина моей жизни…
Несмотря на яро возражавшую тётку, я решила остаться в Питере. Сергей на несколько месяцев уезжал служить по контракту в какую-то Чечню, он хотел, чтобы я его дождалась, и тогда мы пойдём и поженимся. Я была только «за», тётя против, но мне уже исполнился двадцать один год, и я могла самостоятельно распоряжаться как своей жизнью, так и имуществом, поэтому проигнорировала её уговоры-стенания-угрозы, и осталась. Продала часть принадлежавшей мне недвижимости в Литве, купила неплохую квартиру в Питере, оформила учебную визу, проплатив годичное обучение в престижной Высшей Школе Менеджмента. Буду ждать Серёжу с пользой…
Он вернулся перед самым Новым годом, на неделю, и потом снова уехал — сказал, так надо. Я всё понимала и не спрашивала, только всё больше тревожилась за него. К тому времени я уже была в курсе, что именно творится в этой Чечне, смотрела новости, общалась иногда с его сослуживцами — а потом шла в православный храм и ставила свечку за здравие раба Божьего Сергия, молилась о том, чтобы он вернулся…
Он приехал снова только в конце марта, на целый месяц. Ещё более замкнутый, подавленный, он плохо спал и кричал во сне, но не рассказывал ничего про тот ад, в котором побывал, не пытался переложить часть своей боли на чужие плечи. За командировку ему заплатили хорошие деньги; Сергею активно не нравились мои предложения «взять у меня и забыть про эту проклятую войну», он считал, что содержать семью обязан мужчина. Поэтому согласился на уговоры и посулы начальства: ещё три месяца — и повышение в звании, премия, какие-то льготы, перспективы…
Мы подали заявление в ЗАГС. За два дня за регистрации Серёжу снова вызвали в штаб. Что-то случилось… Он привычно не стал объяснять. «Не имею права. Прости, надо срочно ехать». Усталые, отрешённые стальные глаза, плотно сжатые губы, скупые точные движения… А я стояла и с ужасом думала о том, увижу ли его ещё раз. Раньше я запрещала себе такие мысли, но в тот момент была готова не плакать — а выть от страха, от охватившего меня жуткого предчувствия. Валяться в ногах, умолять, не пускать… Только знала — это не поможет. Серёжа — человек долга. И он не изменит себе даже ради меня…
Он обернулся от двери, глянул на меня — слабую, съёжившуюся — и вдруг отшвырнул сумку, рванулся ко мне, схватил на руки, исступлённо прижался такими родными обветренными губами.
— Алечка… любимая… прости… Я вернусь. Я ВЕРНУСЬ!!
Потом так же резко выпустил меня и опрометью кинулся вниз по лестнице.
Через двадцать четыре дня мне позвонили из его части…
Я с трудом отогнала мучительные воспоминания. Как бы то ни было, Серёже пришлось во много раз тяжелее, чем мне. Пока я кое-как залечивала в Германии душевные раны, он страдал от тяжких физических. Был плен, был побег, подступившая вплотную инвалидность и долгие месяцы тяжелейшей реабилитации. А ещё — всё это время он пытался меня найти. Где живёт моя единственная подруга Аня, он не знал, документы из Школы я забрала, не дожидаясь окончания сессии. Единственной зацепкой был вильнюсский телефон моей тётки, случайно оказавшийся в его записной книжке. Он звонил туда несколько раз, но там отвечали исключительно по-литовски, он ничего не понимал. Могла ли тётя Нелла узнать его? Я предпочитаю думать, что нет, так легче…