— Вилли, пожалуйста, — произнёс Джексон, беря меня за руку.
— Мы с Ноем идём домой. Присоединишься к нам?
— Я не могу оставить родителей просто сидеть там. Это грубо.
— А твоя мама — она не грубая?
— Она такая, какая есть.
— И какая же?
— Когда ты это узнаешь, Вилли, дай мне знать. Я слушал всё это почти тридцать лет.
— Очевидно, я ей не нравлюсь, так в чём смысл?
— Ей никогда не нравился никто из моих бойфрендов.
— Я думал, я твой единственный настоящий бойфренд.
— Я имел в виду парней, с которыми я когда-либо встречался или приводил домой. Они не были достаточно хороши. И раз уж на то пошло, я никогда не был достаточно хорош для неё. Никогда не был и никогда не буду.
— У неё нет никакого права.
— У неё есть все права. Ты не знаешь, кто моя мама?
— Думаешь, мне не плевать.
— Её отец был сенатором.
— Ну?
— Её мать была богатой наследницей.
— И?
— Она была единственным ребёнком, Вилли.
— И это важно, потому что…?
— Боже, в некоторых вещах ты такой недалёкий.
— Правда?
— Да, правда. Я тоже единственный ребёнок, Вилли. Как ты думаешь, куда отправятся эти деньги, когда она умрёт?
— Уверен, что не знаю, и уверен, что мне плевать, — сказал я.
— Я унаследую довольно большое состояние… а тебе плевать?
Я был удивлён выражением отчаянной, почти злобной искренности на его лице.
Можно было смело сказать, что я не унаследую много, когда мама умрёт. Может быть, грузовик или пару квадроциклов, или китайский сервиз, который та получила, когда вышла замуж за папу. Я был не из богатых, не понимал, как некоторые люди могут быть такими богатыми, когда я видел только то, что люди сводят концы с концами и едва выживают.
— Теперь доходит? — спросил Джексон. — Ты и я? Свадьба? Я, единственный ребёнок, единственный наследник? Ты, благодаря гей-браку, возможный зять? Ной, единственный внук моих родителей? Ты улавливаешь картину?
— Значит, ты можешь унаследовать немного денег, — сказал я.
— Ну, ещё бы, — ответил он.
— И какое отношение это имеет ко мне?
— Думаешь, моя мама оставит мне свои деньги, если не одобряет моего спутника жизни?
Я ответил не сразу. Если честно, я не был уверен, что думаю. Я был крайне обижен, но не мог понять конкретную причину на что.
— Пожалуйста, Вилли, — произнёс Джексон, потянув меня за руку. — Я говорил тебе, что для меня это важно. Возвращайся. Присядь. Постарайся быть милым. Сделай это ради меня.
— Я не позволю твоей маме или кому-либо ещё быть грубым со мной. Мне плевать, сколько у неё денег, или кем был её отец, или как много вилок ей нужно, чтобы съесть чёртов салат. Мы с Ноем пойдём домой. А вы веселитесь.
— Не будь сволочью, — сказал Джексон.
— Она начала это, не я.
— Не делай этого, Вилли.
— Ты меня остановишь?
— Если придётся.
— Ты и какая армия Севера?
— Прекрати этот бред, Вилли. Это важно!
— Если это было так важно, почему ты не рассказал мне ничего до того, как они сюда приехали?
— У меня были свои причины.
— Что ж, почему бы тебе, твоим причинам, твоим восемнадцати вилкам и твоей южной карте вин не пойти ужинать с твоими высокомерными мамочкой и папочкой? Мы с Ноем идём домой.
— Будь благоразумным, Вилли. Пожалуйста!
— Мне жаль, — произнёс я. — Очень жаль, Джек, но прямо сейчас я не могу и дальше выносить твою маму. Я не жестокий, но, если она скажет мне ещё хоть слово, я перепрыгну через тот стол и вынесу ей мозги. Скажи им, что Ною стало плохо или ещё что-нибудь.
— Пожалуйста, возвращайся обратно.
— Я не могу.
Он скривил лицо, развернулся и ушёл.
Ной поднял взгляд на меня, нахмурившись.
Глава 16
СОС
Мы перешли улицу к парку перед зданием городского совета, наши шаги вполне естественно привели нас к месту, которое являлось жемчужиной парка — статуе Элвиса в его блестящем, металлическом величии. Элвиса взгромоздили на большой пьедестал, с микрофоном в руке, замершим в процессе обращения не быть жестокими к Тупело, штат Миссисипи. Дети играли сидя на качелях, и юная темнокожая пара сидела на траве, устроив поздний пикник.
Она тебе не нравится, да? — прожестикулировал Ной, пока мы стояли перед королём, как просители перед троном.
Я состроил гримасу.
Я ей не нравлюсь, — добавил он.
Нет, нравишься, — прожестикулировал я.
Она не смотрит на меня. Она меня не видит.
Дай ей немного времени.
Она симпатичная.
Симпатичная заноза в заднице, — подумал я.
Но я ей не нравлюсь, — добавил он. — Я вижу.
Это не правда.
Правда.
Мы пошли от Элвиса к качелям, и я сел на скамейку и наблюдал за Ноем, в желудке урчало, потому что я был голоден, но слишком зол, чтобы есть. Ной усмехнулся, раскачивая ступнями и ногами, подлетая выше и выше, откидываясь на спинку сидения, пока его голова практически не ударялась о землю.
Я отправил сообщение Тоне, маме Кики и моей лучшей подруге:
ОМГ!
Глава 17
Ты должен справиться
— Итак, позволь мне прояснить, — сказала Тоня после того, как забрала нас, и мы устроились за столиком в «Бургер Кинге». — Родители Джексона богаты, и у тебя проблемы с этим? И ты переживаешь об этом, когда завтра к тебе придут из ДСО? Можешь сказать по буквам слово «мудак»?
— Его мать такая злая, — сказал я в свою защиту.
— Она не может быть настолько плохой.
— Она могла бы быть невестой антихриста.
— О, я тебя умоляю, — отмахнулась Тона. — Богатеи другие. Просто спроси Митта Ромни — она не может быть хуже, чем этот белый как паста кошмар. И у тебя есть более важные вещи, о которых стоит волноваться.
— ДСО ничего не сделает, — отмахнулся я.
— Они могут превратить твою жизнь в ад, Вилли, — низким голосом произнесла она. — Они сидят, записывают всё дерьмо в свои бланки и смотрят на тебя, и судят тебя, и одному Богу известно, что они могут сделать, если решат, что им не нравится то, что они видят. А теперь у него непроходная оценка в школе. Тебе бы неплохо начать думать.
Тоня Хамфрис произнесла эти слова своим без—всякой—чуши тоном голоса — и я улыбнулся. Она была амазонкой, её голова была украшена великолепными, густыми кудряшками, что говорило: «Я женщина, и, детка, ты услышишь, как я рычу».
Пока мы сидели вместе, белый мужчина и чернокожая женщина с детьми, на нас смотрели, напоминая, что метисация* в штате Миссисипи была преступлением до какой-то точки в восьмидесятых. Межнациональный брак с Детьми Хама, скажем так, вызывал неодобрение в Стране Дикси. Не то чтобы мы с Тоней когда-нибудь смешаем наши расы.
*Метисация — смешение национальностей, племён, рас.
Я взглянул на Кики, которая рьяно жестикулировала Ною, у которого был полон рот картошки-фри. Они оба улыбались с тайным озорством.
— Я тебе говорю, — сказал я, переводя взгляд обратно на Тони и слегка кивая на детей. — Они используют знаки, которые я никогда не видел.
— Все глухие дети так делают, — легко ответила она.
— Я хочу знать, о чём они разговаривают.
— Почему не спросишь у них? — она скрестила руки на груди, бросая мне вызов.
Я нахмурился.
— Понятно, — сказала Тоня.
— Я знаю, что мы должны уважать их частное пространство, — сказал я. — И я уважаю. Но я просто чувствую себя таким… брошенным.
— Они живут в своём собственном мире, Вилли. Ты это знаешь.
Я знал. Мир Глухих. Их мир.
Кики прожестикулировала что-то, и Ной захихикал.
— Что мне делать? — спросил я.
— С чем? — спросила Тоня.
— С ней, — раздражённо произнёс я. — Тёща из ада. Она называет меня гомосексуалистом. Я это ненавижу.
— Просто пытается тебя вывести из себя.
— Это не вежливо.
— Я не вижу, в чём здесь проблема, Вилли. Иметь деньги — это хорошо. Иметь деньги значит, что ты можешь быть немного странным, и люди просто должны мириться с этим. Теперь ты знаешь, что я не большая фанатка мистера Джексона, но если он из богатых, эй, деньги покрывают множество грехов, не забывай об этом.