Я ничего не сказал.
— Он одиночка, — сказал мистер Ледбеттер. — Пассивно-агрессивные люди всегда такие.
— Вы двое всегда такие грубые? — спросил я, не в силах сдержаться. — Или вы пускаетесь во все тяжкие исключительно ради меня?
— Если не можешь выдержать жару — выметайся из крематория, — парировала миссис Ледбеттер.
— Я пытался, — отметил я.
— Можешь зализать свои раны позже, дорогуша. Жизнь нужна для того, чтобы жить. Так что… поживи немного. Будь возмутительным. Говори что-то совершенно неожиданное. Пользуйся шансом. Что тебе терять?
— Вы со всеми так разговариваете? — поинтересовался я.
— Конечно. И они не приняли бы это в другом ключе. Не говори мне, что ты один из тех увядающих фиалок, которые не могут вынести и слова поперёк. Ох, как такие люди утомительны. Я верю в грубость и смятение. И за словом в карман не полезу, дорогой, в этом можешь быть уверен.
— Боюсь, я не в настроении, — сказал я.
— Не в настроении для чего? У нас здесь не половой акт, дорогуша. Это просто разговор. Я думала, вы, южане, знамениты своими манерами. Или ты предпочёл бы, чтобы мы, женщины, сидели молча? Ты бы хотел, чтобы я сняла туфли и ходила босиком? Это помогло бы тебе расслабиться?
— Вы могли бы попробовать говорить, как нормальный человек, — предложил я.
— Нормальный, — усмехнулась она. — Нормальность очень переоценена. Зачем быть нормальным, когда можешь быть собой, а это намного веселее.
Я глотнул кофе, чувствуя себя засыпанным.
— Я могу сказать, что ты либерал, просто взглянув на тебя. — Мистер Ледбеттер посмотрел на меня оценивающим взглядам.
— Серьёзно?
— Волосы, — сказал он. — Сдают с потрохами. Длинные волосы у мужчины — это так непривлекательно. Это говорит мне, что тебя не сильно волнует, что думает общество.
— Не волнует, — ответил я.
— Ты так говоришь. Но если копнуть глубже, думаю, длинные волосы — это способ привлечь внимание. Выделиться. Быть воспалённым пальцем. Воспалённые пальцы всегда привлекают внимание, и в этом смысл. Ты хочешь внимания. Вы, либералы, всегда его хотите.
Я перевёл взгляд с мистера Ледбеттера на его жену, а затем на Джексона. Я чувствовал себя как на съёмочной площадке плохого фильма Вуди Аллена — не то чтобы у него были какие-то другие, но всё же.
— У меня такое чувство, будто я только что проснулся в какой-то параллельной вселенной, — предположил я.
— Как и у меня, — с усмешкой сказала миссис Ледбеттер. — Кроме того, что ты живёшь здесь, а я только в гостях — и спасибо Господу за это. Но мы попытаемся использовать это наилучшим образом. Так что, Вильям, скажи мне: каково жить в беднейшем, жирнейшем и тупейшем штате страны?
— Меня зовут не Вильям!
— А теперь, Юнис, — произнёс мистер Ледбеттер, — давай постараемся быть честными. Уверен, в этом штате есть много хорошего.
— Уверена, лучшее в том, чтобы родиться в Миссисипи то, что это предполагает, что у тебя есть все гарантии оказаться где-то в лучшем месте, — сказала она.
— Мам, пожалуйста, — проговорил Джексон.
— Или, возможно, ты можешь рассказать нам историю о том, как ты занимался сексом в туалете торгового центра. Ну, знаешь. Ты писал об этом в своей книге. Надеюсь, твоего сына с тобой не было.
— Мама!
— Ты, должно быть, слишком уж занят, чтобы заканчивать своё образование и искать приличную работу, — продолжала она. — Как же вся эта мастурбация, секс в туалете, купание нагишом и всё остальное. Тот ещё способ воспитать ребёнка.
Я стоял на месте, слова вертелись на кончике языка, но их лучше было оставить несказанными.
— Закрой-ка рот, — сказала она. — Ты похож на корову, которую искусственно осеменяют.
Я закрыл рот и повернулся посмотреть на Джексона.
— Вы могли бы, пожалуйста, не делать этого? — спросил Джексон. — Я думал, вы хотели познакомиться с Вилли и Ноем и посмотреть, как у меня дела. Если вы приехали сюда только для того, чтобы меня оскорблять, тогда…
— Тогда что? — многозначительно спросила его мать. — Нам нельзя говорить о твоей жизни и о людях в твоей жизни? Нам нельзя говорить о твоём выборе? Мы должны любить тебя и поддерживать несмотря ни на что? Так? Мы снова будем проходить через всю эту чепуху? Ты снова будешь весь из себя травмированный и побежишь обратно на терапию, потому что твоя мамочка такая злая, а твой отец такой отдалённый? Серьёзно, Джексон, ты когда-нибудь повзрослеешь, или мне прямо сейчас сорваться в магазин и купить пару подгузников?
— Юнис, дай мальчику шанс, — сказал Стивен. — У нас есть целый месяц, чтобы поговорить с ним. И нет необходимости копаться в прошлом.
— Совершенно верно, — сказала она. — Давай, не теряя ни минуты болтать о всякой ерунде. Уверена, наладить отношения намного важнее, чем узнать, с какими людьми ты налаживаешь отношения. Я не права?
— С другой стороны, — предложил я, — может быть, мы могли бы прорваться через эту чепуху и выяснить, на что вы злитесь.
— Я совсем не злюсь, — настаивала она. — Я просто прямолинейная и говорю то, что думаю.
— Я узнаю злость, когда вижу её, — сказал я. — И вы злитесь. Не знал, что я сделал что-то, чтобы вас разозлить, но знаю, что определённо готов попробовать.
— Как я должна себя чувствовать, Вайлис…
— Меня зовут не Вайлис!
— … когда мой единственный сын отказывается от перспективной карьеры в Бостоне, чтобы исчезнуть в заднице вселенной и жить с бывшим наркоманом, чей ребёнок глухой и отсталый? Я должна гордиться? Так?
— Мой сын не отсталый, — сказал я, чувствуя внутри вспышку злости.
— А говорит он определённо, как отсталый, — огрызнулась она. — Я лю ва! Глухой, тупой — они все неполноценные, верно? Он вообще понимает, что говорит?
— Господи! — пробормотал я.
— Мама, просто прекрати, — произнёс Джексон, заступаясь. — Я думал, ты хотела с этим разобраться.
— Теперь, когда я тебя вижу, я не уверена, что осталось, с чем разбираться. Ты, кажется, сделал свой выбор.
Наступила долгая, напряжённая тишина.
Джексон посмотрел на меня извиняющимся взглядом.
— Думаю, я пойду спать, — сказал я, — и позволю вам всем наверстать старые добрые деньки. Джек, если она начнёт плеваться гороховым супом, ты знаешь что делать.
Глава 10
Не в настроении
Когда я проснулся на следующее утро, Джексон Ледбеттер отжимался на полу в обнажённом виде. Это худшее, что можно увидеть после пробуждения в четверг, когда его мать и отец немедленно появляются в мыслях. Он подходил к своим отжиманиям с убийственной серьёзностью. Эта спортзальная обезьянка, которая запасала большую часть своих сил для тренажёров или бассейна, заманивала нас с Ноем присоединиться к нему на некоторых его утренних пробежках. Когда он добавил больше упражнений сверху обычной рутины, как эти отжимания, я понял, что он борется со своими внутренними демонами.
Я наблюдал около двух минут, всё больше возбуждаясь, но он не обращал на меня никакого внимания. Когда я сел в кровати, он исправился и посмотрел в мою сторону.
— Ты забыл упомянуть, что твои предки одержимы Сатаной, — сказал я, пока мои глаза с очевидным желанием бродили по его телу. — Но что за психоз?
— Не начинай.
— Расчищают путь Антихристу, да?
— Вилли…
— Делают мир безопасным для убийц с топорами и групп насильников?
— Вилли…
— В них нет ничего такого, что нельзя исправить бензопилой и ванной, полной соляной кислоты. Просто спроси у моего дяди Джерри. У-у-упс. Прости. Ты не можешь!
— Очень смешно.
— С двустволкой было бы быстрее, но это устроит чертовский беспорядок.
— Ха, ха, ха.
— Иди сюда, — приказал я.