Бойцы Гатиса выставили дозор, но двигались, словно бесплотные духи, абсолютно бесшумно, так что звенящую тишину степи нарушало только тихое потрескивание маленького костерка, да редкое фырканье наших лошадей, стреноженных чуть в стороне.
Если Геора обнаружит ловушку, придется схлестнуться с ней в прямом бою. Я боялся этого столкновения, но у меня были осколки камня, пустота и связь, едва ощутимая, но прочная, с пылающей огнем потусторонней сферой, что давала магическую энергию нашему миру. Витати же была абсолютно беззащитна перед ней, и больше, чем поражение, меня страшило то, что Геора доберется до нее. Точнее, что Витати сама полезет в драку, полностью уверенная в собственных силах.
Степь обнажила ее, показала ее душу. Стальная наставница, меланхоличная и холодная, тут, в окружении родных просторов, рядом со своим кланом, Витати показала другую сторону своей натуры. Броня холодной надменности и спокойствия спала, вернулись старые обиды, воспоминания, вернулся в ее жизнь и Тати, как главная фигура в судьбе любой дочери. Будь я более благороден, я должен был бы, по уму, тихо встать и покинуть это место, оставив Витати с ее родней, там, где ей самое место.
Должен был бы, если бы не Геора.
Если копаться в себе слишком глубоко, можно взять вину вообще за все горе, происходящее в мире. Но Эдриас был моей персональной ошибкой, так же как и все, что с ним связано. Геора — следствие того, что я помог колдуну выжить, хранил его тайну, лгал и умалчивал. Так что теперь настал час расплаты. Нет, я не убивался, не упивался жалостью к себе и не сетовал на судьбу. Скорее, просто пытался окончательно принять то, что у любых решений есть последствия и я, как мужчина, как муж, как друг и просто, как человек, должен нести за них ответственность. Именно ответственность — то, от чего я так долго убегал, прикрываясь Осиором, Витати, Отавией и вообще, чем и кем угодно.
Я не знал, любил ли я Витати, я не знал, любила ли она меня, но то, что мы оказались здесь вместе — не случайность. Нас связывало нечто большее, чем просто влечение, страсть или любовь. У нас была общая история, общий путь, а сейчас — и общая цель. Этого не было с Отавией — за ее спиной всегда стояла Империя. Этого не было с Осиором — моего учителя терзали его персональные демоны, страсти и проблемы. Но это было у нас с винефиком. И этого простого факта мне было более чем достаточно, ведь это означало, что только с ней я не был одинок.
Когда рассвет тронул линию горизонта, мы были уже на ногах, а через час я понял, о каких холмах говорила Витати. Это на самом деле была небольшая складка в бескрайней плоскости степи. Возможно, тут протекало русло какой-то реки или стоял старый форт, от которого осталась земляная насыпь. Мы спрятались за ней, я для верности накинул на весь отряд печать отвода глаз — чтобы укрыться от возможной разведки противника, ведь вдали уже несколько раз мы замечали всадников гохринвийцев — и принялись ждать.
То, что случилось до заката, навсегда осталось в моей памяти как события, что лучше забыть.
От нашего отряда отделилось несколько бойцов, что отправились к войску клана — передать Гатису местоположение, где мы разместились, сообщить новости и вообще, сориентировать альрафи для того, чтобы он не допустил попадания келандцев в нашу магическую ловушку.
Но все это я понял лишь потом, много позже. Тогда же, перед самым сражением, я напряженно вглядывался в горизонт, пытаясь понять, раскрыла ли Геора наш замысел или нет, и даже не заметил, как бойцы ушли.
Вот, сначала из-за небольшой гряды показались первые вымпелы гохринвийцев, которые довольно быстро превратились в сплошную стену. Над головами пехоты возвышались копья, по флангам — нервно расхаживала конница. Было видно, что люди активно готовятся к бою после небольшого марша от лагеря, что был разбит в семи лигах к западу. С востока же, будто из-под земли, показалось войско под руководством Великого Шаза Тати. Причем мне показалось, что сначала я ощутил мелкую дрожь земли, вызванную ударами тысяч копыт, а только после — узрел и саму орду.
Казалось, келандцы не уступают войскам противника в численности, но я быстро понял, что Тати просто растянул строй в более редкую линию, чтобы посеять страх в сердцах гохринвийцев. Если бы речь шла о тяжелой имперской коннице, то двух тысяч рыцарей хватило бы с лихвой, чтобы смять и рассеять по окрестностям десятитысячное пехотное войско. Еще пять сотен рыцарей понадобилось бы для борьбы с легкой конницей вторженцев.