— Достойный человек, это за твой товар. Вот твои два серебряных хона, — полюбовавшись на загоревшиеся глаза продавца, я снова залез в кошель и достал еще одну монету. — И благодарность за твоё обхождение.
И протянул ему полновесный золотой. Хозяин лавки закашлялся. Потом убрал руки и спрятал их за спину.
— Я не возьму таких денег, молодой господин. Товар, который я дал вам, стоит тридцать медных хонов. Простите меня, господин, — продавец поклонился и замолчал.
Я вздохнул и вытащил еще одну золотую монету.
— Достойный человек. Не обижай меня отказом. Когда ты собрал мне припасы в дорогу, ты заработал тридцать медных хонов. А когда проявил честность, несмотря на то, что тебе нужно кормить семью, а я наверняка не беден и могу позволить себе швыряться деньгами, ты заработал больше чем два золотых хона. Я уверен, что не пожалею о своей плате, — сказал я и положил деньги на прилавок.
Рядом удовлетворенно кивнула оберегающая. Продавец забрал дрожащей рукой монеты и они, блеснув на солнце, исчезли у него за пазухой. Я быстро уложил покупки в дорожную сумку, закинул на плечо и направился к выходу.
— Теперь обратно в замок? — спросила Руэна.
— Нет, тут недалеко есть отличный постоялый двор. Там это всё и оставим.
По дороге к постоялому двору я несколько раз недобрым словом помянул так не вовремя отпросившегося слугу. Мыслимо ли, что Атари развлекается на свадьбе в родной деревне, когда хозяин так… я перекинул мешок с припасами на другое плечо… так вкалывает.
— Слушай, почему не в замке? — оберегающая решила развлечь меня беседой, нести груз я ей не позволил. — И вообще, что нам мешало взять дорожные запасы в закромах тара?
— Да ничего не мешало, — задумчиво протянул я. — Только не дает мне покоя то, как распорядились властью мои дражайшие родственники в тех вероятностях. И есть теперь у меня подозрение, что в пути мы можем налететь на случайную стрелу из подворотни, а то и на меч из-за деревца… Так что обставим свой отъезд очень тихо.
Я оглянулся на Руэну, она молчала, но на лице оберегающей я заметил необычное для нее выражение лица. Такое же, как у моего учителя — мастера Ву, когда у меня получался особенно сложный фехтовальный выпад.
Аран нехотя сползал к горизонту, устав поливать жаркими лучами скорбящий по ушедшему правителю город. Мы с Руэной уже второй раз за день шли пыльной дорогой в замок. Оберегающая на этот раз была молчалива, решив видимо, для разнообразия, соответствовать придуманной мною легенде.
— Торн, я внезапно поняла, — наконец нарушила молчание она. — Что не выразила тебе свои соболезнования.
— Не стоит Руэна. — ответил я. — Тар был в первую очередь отцом таррану, а не своим детям. Я едва могу вспомнить, когда мы с ним просто говорили. Без насущной политической цели.
— Прости. Я не знала… Но тогда что нас удерживает от того, чтобы тронуться в путь прямо сегодня?
— Традиции. До четвёртого дня тар не считается умершим. Он всё ещё действующий правитель, — ответил я и добавил вполголоса. — А ещё он всё-таки был моим отцом и я должен с ним проститься.
— Страхуются от того, что тар не в глубокой коме, — пробормотала Руэна. — О, эта средневековая медицина. Впрочем, разумный вариант.
Тут она подняла на меня взгляд.
— И вновь прости меня, Торн. Для оберегающей я досадно мало знаю о твоём мире. А он очень отличается от мест, где я успела побывать. Обычаи, уклад, архитектура… да я практически ничего о вас не знаю.
— Вот с этим я точно смогу помочь. Идём.
Каменные ступени вдоль крепостной стены уводили вверх. Мы прошли сквозь пустующий пост охраны. Стена пострадала от недавнего землетрясения, и на время ремонтных работ караул выставлялся снаружи. Уже третий месяц. Пыльная караулка осталась позади, мы преодолели еще один лестничный марш, и перед нами открылась Торико. В розовом закатном свете город напоминал детскую игрушку, вырезанную из сандала руками мастера. Столица утопала в осенних листьях. Посреди этого золотистого моря возвышалась череда острых черепичных крыш, к окраине сменяясь соломенными скатами, каменные мосты, украшенные скульптурами, чередовались резными деревянными. Узкие улочки протискивались между домами и превращались в площади, а потом снова исчезали между зданиями. Руэна прислонилась к нагретому за день зубцу крепостной стены и замерла, глядя на открывшийся вид.
— Люблю здесь бывать. Каждый день прихожу! Но это что, — сказал я и усмехнулся. — Ты не представляешь какой вид с дозорной башни! Пошли.
Дальше гладкая кладка разошлась — землетрясение не пощадило древнюю стену, и через трещину шириной почти два кэна были переброшены доски. Я шагнул на этот импровизированный мостик, обернулся и понял, что Руэна продолжает разглядывать город, даже не услышав меня. В этот момент доски затрещали, и я полетел вниз.