Некоторое время мы шли молча. Солнце припекало все сильнее, и я снова достала из рукава веер. Развернула, усмехнулась — на белом фоне неведомый художник изобразил маргаритки.
— Так что, оберегающая Руэна, ты…, — начал было юноша.
— Стоп! — я щелкнула веером у Торна перед носом. Тот сердито моргнул. — Имей в виду, едва ты скажешь что-то вроде «зря ты пришла» или «не очень-то ты мне и нужна» — и я превращусь в тыкву.
— В смысле? — снова моргнул син-тар, еще более сердито.
— Ох уж эти метафоры, контрабандой пронесенные из других миров! — я картинно воздела руки к небу, любуясь вышивкой на бордовых рукавах. — Я потеряю силу оберегающей. И буду просто находиться рядом, пока Судьбоплеты не отзовут меня назад.
Судя по виду Торна, он едва не сказал «да и ладно», но все же сдержался.
— Я доволен той жизнью, которая у меня есть, — произнес он вместо этого. — Не очень понимаю, чем ты можешь мне помочь. Разве что развлечь приятной беседой за бокалом вина?
И Торн окинул меня оценивающим взглядом. Размышляя, видимо, о разных способах применения талантов оберегающей.
— Приятных развлечений будет с избытком, это я тебе обещаю, — ласково оскалилась я. — Вот только доберемся до свитка со вторым заданием. Там и начнется.
— Ты хочешь видеть меня таром больше, чем я сам, — поскучнел син-тар.
— Конечно! — я снова щелкнула веером, потом раскрыла и яростно им замахала. — Иначе мне придется ждать, пока Судьбоплеты не сообразят, что миссию я провалила. И что пора бы вытаскивать меня назад. У вас тут может пройти десятилетие или даже больше, а терпение, увы, не входит в список моих талантов.
— Это я уже успел заметить, — отозвался Торн и потер пальцами висок.
Кажется, его подмывало сказать волшебные слова, чтобы я все-таки потеряла силу и интерес тащить его за ворот фиолетовой накидки на тарский престол. Но пока он держался. Хорошо, что не сказал. Они бы не сработали, а я бы здорово разозлилась. Мы прошли по тропинке еще немного, и в просвете между деревьями показалась замковая стена.
В тот же день, ближе к вечеру. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата
Меня никогда не учили, как вести себя с оберегающими. С благословенным арантаром и другими тарами, с их наследниками и наследниками младших дворянских родов, с воинами своими и чужими, с купцами таррана Дашими и рудокопами гор Тамиру, с крестьянами и городскими торговцами, с просителями и жалобщиками — учили. А с оберегающими нет.
Одно дело легенда, которую слушаешь в детстве у едва тлеющего камина, когда дождь за окном поливает крепостные стены. Можно представить, как оберегающий приходит к тебе — прославленный воин, разумеется, а не девчонка с золотыми тюльпанами на рукавах. Кто-то вроде Атари, с кем можно вдвоем ввязаться в любое приключение. Что-то вроде брата. Не такого зануды, как Готар, упаси каму! С таким, чтоб можно плечом к плечу вступить в любую схватку и завоевать Тарланг отсюда и до северной оконечности таррана Сента, до самого клюва священной чайки.
И совсем другое — когда оберегающая вот она, уже здесь, шагает рядом. Остра на язык, как лучшие из веселых сестриц, но при этом серьезна, как замковый управляющий в месяц сбора податей. Она хочет, чтобы я был таром после отца. Я никогда раньше не задумывался об этом. Отец казался вечным. Сорок один год — самый расцвет для мужчины, правителя, воина. Хочу ли я быть таким, как он? Хочу ли я быть таром? Кто я, Торн Ямата, если отнять у меня титул?
Меня не учили задавать себе этот вопрос.
Мост перед замком был непривычно пуст. В это время обычно к воротам стекались жалобщики, гости и купцы из соседних тарранов, посыльные, носильщики да и просто попрошайки. Осиротел тарран Ямата. Некому выслушать жалобу и поприветствовать гостей. И нет людей на замковом мосту. Лишь двое часовых пекутся живьем в лучах полуденного солнца. А что делать, традиции! Полный доспех — дань неспокойному прошлому, белые платки на локтях — дань скорби.
Там, за стенами, город никак не мог выбрать между тишиной — в память о покойном правителе — и шумным волнением. Из замка просочился слух, что в Торико вот-вот прибудет наместник благословенного арантара. «Чтобы власть, выскользнув из рук умирающего, не упала на землю, разбиваясь на сотни осколков», — как принято было говорить в таких случаях. Всколыхнулась древняя Торико, выбирая между трауром и нарядом для торжественной встречи. То и дело можно было видеть на улицах, как один лавочник украшает витрину цветными флажками, а другой злым шепотом орет на соседа, напоминая про скорбь по почившему тару. Одни традиции сталкивались с другими, завихрялись коварными водоворотами, как в озере Мару.