— Почему же? — удивился я.
Подняв голову, Кафхилл вновь посмотрела мне в глаза:
— Потому что я решила изложить свое дело королеве. И теперь по ее доброй милости и прошу правосудия.
С этими словами Бесс откинулась на спинку кресла. И я понял, что под болью этой женщины скрывается сталь.
— Так что же, по вашему мнению, мог обнаружить в Хэмпшире ваш сын такого, что могло заставить его покончить с собой? — спросил осторожно.
— Да упокоит Господь его душу… Не знаю, но полагаю, что нечто ужасное.
Я промолчал, не зная, нуждается ли Бесс в вере в это теперь, когда ее боль успела превратиться в гнев.
— Покажи мастеру Шардлейку вызов в суд, — предложила ее величество.
Бесс выудила из платья большую, в несколько раз сложенную бумагу и передала ее мне. Повестка из Сиротского суда вызывала все стороны, участвующие в деле об опеке над Хью Вильямом Кертисом, предстать перед судом через пять дней — двадцать девятого июня. Повестка была отправлена Майклу Кафхиллу, истцу — о его смерти в суде не знали, — и я отметил, что копия была вручена Винсенту Дирику из Иннер-Темпл. Дата свидетельствовала о том, что это произошло три недели назад.
— Она пришла ко мне только на прошлой неделе, — пояснила мистрис Кафхилл. — Эту бумагу принесли на квартиру моего сына, а затем передали коронеру, который переслал ее мне, как ближайшей родственнице Майкла.
— А вы не видели подлинный экземпляр прошения вашего сына? — спросил я. — Он называется иском от имени короны. Мне необходимо знать, что именно он там писал.
— Нет, сэр. Я знаю лишь то, что уже сказала вам.
Поглядев на Бесс и королеву, я решил действовать прямо:
— Что бы ни было написано в прошении, это слова самого Майкла, основанные на известных ему фактах. Но Майкл мертв, и суд может отказаться заслушивать дело без его присутствия.
— Я ничего не знаю о законе, — сказала моя пожилая собеседница, — мне известно лишь то, что произошло с моим сыном.
— А я не думала, что суды еще заседают; говорили, что из-за войны их распустили пораньше, — вставила королева.
— Сиротский суд и Суд казначейства еще работают, — пояснил я.
Суды, приносящие доход королю, не закроются все лето. И судят в них люди жесткие. Я повернулся к Екатерине:
— Сэр Вильям Паулит возглавляет Сиротский суд. Хотелось бы знать, принимает ли он сам участие в заседаниях или же в связи с войной на него возложены другие обязанности. Он является старшим советником.
— Я спрашивала мастера Уорнера. Сэр Вильям скоро отправится в Портсмут в качестве губернатора, но на следующей неделе он будет участвовать в суде.
— Заставят ли они явиться мастера Хоббея? — спросила Бесс.
— Скорее всего, от его имени на первом слушании будет выступать Дирик. А отношение суда к прошению Майкла будет зависеть от того, что в нем написано и сумеем ли мы найти способных помочь нам свидетелей, — объяснил я ей. — Вы упомянули, что, когда мастер Хоббей обратился в суд за попечительством, Майкл попросил помощи у викария Кертисов.
— Да. Мастера Бротона. Майкл называл его хорошим человеком.
— А не обращался ли к нему Майкл в последние дни?
Мистрис Кафхилл покачала головой:
— Я спросила его об этом. Викарий сказал, что не обращался.
— Еще кто-нибудь знал об этом прошении? — уточнил я. — Быть может, какой-то приятель Майкла?
— В Лондоне он был чужаком. У него не было здесь друзей, кроме меня, — с печалью добавила несчастная мать.
— Можешь ли ты провести расследование? — посмотрела на меня королева. — Возьмешься ли за это дело? От имени Бесс?
Я задумался. Пока я мог видеть здесь только узел сильных эмоциональных связей. Между королевой и Бесс, между Бесс и Майклом, между Майклом и теми детьми. И никаких фактов, никаких свидетельств, а быть может, и никакого дела. Я взглянул на Екатерину. Она хотела, чтобы я помог ее старой служанке. Я подумал о мальчике Хью, оказавшемся в самой середине всей истории…. Это было всего лишь имя для меня, но такое одинокое и беззащитное…
— Да, — ответил я. — Я сделаю все, что от меня зависит.
Глава 4
Я покинул покои королевы через час, располагая запиской самоубийцы, судебной повесткой и договоренностью с мистрис Кафхилл, чтобы та посетила меня ближе к концу недели: тогда я снял бы с нее полные показания.
Роберт Уорнер ожидал меня в приемной. Он провел меня по винтовой лестнице в свой кабинет — тесную комнатку, заставленную полками, полными бумаг и перевязанных розовыми ленточками пергаментов.