Вильям судорожно глотнул, его кадык качнулся вверх-вниз на жилистом горле, и он возмущенным голосом произнес:
— Ложь… ложь и клевета… да, клевета! Я подобрал Жожо в горящей французской деревне, я спас ей жизнь.
— Нет, ты не делал этого. Ты взял ее как невольницу, когда решил дезертировать, украв деньги своей роты. За это вешают.
— Все это ложь! — вскричал Колдайрон, но потом снова глотнул и взял себя в руки. Голос его стал вкрадчивым. — Но почему вы поверили Сэдлеру, сэр? Он — злобный лжец. А старому солдату не от кого ждать справедливости, — добавил он самым театральным образом.
— Нетрудно сделать запрос. И тогда тебя будет ждать заслуженное наказание. — На лице эконома появилось затравленное выражение. — А Джозефина знает, кто она на самом деле? — спросил я резким тоном.
— Она помнит, как горела ее деревня, помнит, как жила в лагере, и знает, что это я дал ей возможность жить, обрести свое место в мире, — заявил домоправитель. — Я спас ее, кроме меня, у нее никого нет. Я обращался с ней, как с родной дочерью.
— Гай, — попросил я своего друга, — не окажете ли мне небольшую любезность? Приведите сюда Джозефину.
Медик направился к двери, и Колдайрон обернулся к нему.
— Сэр, — проговорил он с мольбой в голосе, — неужели вы поверили этой лжи?
Мальтон не ответил. Он вышел, и мы с экономом оказались друг перед другом. Вильям облизнул губы:
— Сэр, прошу вас, не доносите обо мне! Если дело дойдет до суда, там могут поверить россказням Сэдлера.
— Слова его нетрудно проверить по ротному архиву. Там мы и узнаем истину.
— Тогда отпустите нас с Джозефиной, — заискивающим тоном повторил мой слуга. — Мы уйдем отсюда в любой момент, как только вы скажете. Хотя мне, старику, раненному на королевской службе…
— Точнее, пострадавшему за мошенничество в карточной игре, как мне говорили.
Лицо эконома на мгновение исказил гнев, однако он промолчал. Дверь снова отворилась, и вошел Гай, за которым последовала испуганная Джозефина.
— Сэр, — немедленно заговорила она. — Я что-нибудь натворила? Отец…
— Тихо ты, Жожо! — осадил ее Колдайрон. — Помолчи.
Я повернулся к девушке:
— Джозефина, тебя никто ни в чем не упрекает. Но мне стало известно, что Вильям Колдайрон не является твоим отцом. Более того, Колдайрон — не его настоящее имя.
Служанка, до этого нервно переминавшаяся с ноги на ногу, вдруг разом притихла. Лицо ее напряглось, а глаза сузились. И я понял, что вся ее тупость и неловкость были, по большей части, ролью… которую она год за годом исполняла для Колдайрона, так же, как Эмма Кертис играла роль собственного брата. Вне сомнения, Вильяму было приятно считать свою подопечную глупой, неуклюжей и зависимой.
— Во время моего пребывания в Портсмуте, — продолжил я, — мне удалось кое-что узнать о мастере Колдайроне. О том, где и как он получил свое ранение…
— Это случилось при Флоддене, сэр, — сказала девушка.
— Ложь. Кроме того, он дезертировал из своей роты, прихватив с собой и тебя.
Джозефина посмотрела на Гая. Тот кивнул. Тогда она повернулась к Колдайрону:
— Но ты же сказал, отец, что люди собирались плохо обойтись со мной, и ты решил защитить меня…
— Я же велел тебе заткнуться! — прошипел домоправитель. — Тупая и нелепая французская кобыла!
Девушка мгновенно умолкла.
— Я намереваюсь отпустить тебя, Колдайрон, — проговорил я. — Я не стану заявлять о твоих преступлениях… не допущу, чтобы твой позор пал на Джозефину. Можешь идти. Но тебя, Джозефина, я прошу остаться и работать на меня. Если ты не против.
Губы служанки задрожали:
— Но, сэр, вы же знаете — и доктор Мальтон тоже, — насколько я бестолкова!
— Именно! — с жаром подхватил Вильям. — Ты нуждаешься во мне… чтобы я следил за тобой, чтобы не давал все портить.
Я снова повернулся к девушке:
— Это неправда.
— Мы приглядим за тобой, Джозефина, — мягко добавил Гай.
Взгляд служанки заметался между нами обоими. Потом, наконец, лицо ее скривилось, и она в голос зарыдала, прикрывая глаза руками. Подойдя к ней, врач погладил девушку по плечу.
— Оставь ее в покое, черномазый говнюк! — завопил Колдайрон. — И ты, горбатый ублюдок! Ты всегда был против меня, ты ненавидишь солдат, ненавидишь настоящих мужчин, которые не слабаки, не уроды, не трусы…
Тут в голове моей словно бы помутилось. Я бросился к нему. Эконом в удивлении отшатнулся, когда я схватил его за плечи, развернул и вышвырнул в прихожую. Саймон и Тимоти выскочили на шум из кухни и с открытыми ртами замерли в дверях.