Обойдя дом сбоку, я наткнулся на Колдайрона, рубившего дрова топором. Побагровевшее лицо его было покрыто потом, стекавшим мимо глазницы на нос. Джозефина стояла возле отца, нервно ломая пальцы. Казалось, что она вот-вот разрыдается.
— Горбуны, — говорил Вильям, — и всякие темнокожие, и беременные шлюшки, падающие на лестнице, чтобы показать свой огромный живот…
Звук моих шагов заставил его вздрогнуть и оглянуться. Глаза Джозефины округлились, а рот приоткрылся.
Посмотрев на эконома, я холодно промолвил:
— Тебе повезло, что со мной нет Барака. Если бы он услышал, как ты называешь его жену, боюсь, тебе пришлось бы познакомиться с острым концом этого топора.
Обойдя Вильяма, я направился прочь. Я готов был выгнать этого типа прямо сейчас, однако полные предельного страха глаза его дочери остановили меня.
Глава 5
Примерно через час мы с Гаем сели за ужин. Колдайрон, при всех его недостатках, был недурным поваром, и мы отобедали свежими речными угрями под масляным соусом. Держался эконом, пожалуй, даже подобострастно и прислуживал нам с опущенными долу глазами.
Когда он оставил комнату, я рассказал Мальтону о моей встрече с королевой и деле Кертисов, упомянув и о том, что если мне придется съездить в Хэмпшир, то я сумею кое-что разузнать о прошлом Эллен.
Друг пристально посмотрел на меня карими глазами, подумал мгновение и произнес:
— Тебе следовало бы сказать ей, что ты понимаешь причины ее отношения к тебе и что никаких оснований для надежды у нее нет.
Я энергично помотал головой:
— Я боюсь последствий этих слов. Кроме того, если я перестану посещать ее, она останется в одиночестве.
Гай, не отвечая, в упор глядел на меня. Положив нож, я откинулся на спинку стула.
— Любовь не всегда бывает взаимной, — проговорил я негромко. — Я любил Дороти Элльярд, однако она не ответила на мои чувства. Но в отношении Эллен я ощущаю только… симпатию, да. И жалость.
— А как насчет вины? B том, что сам не способен ответить ей должным чувством?
Я помедлил, но потом все же кивнул:
— Да.
Врач продолжил негромким голосом:
— Потребуется отвага, чтобы сказать ей об этом. Чтобы увидеть ее реакцию.
Я недовольно нахмурился:
— Я думаю не о себе!
— Вовсе не думаешь? Ты в этом уверен?
— Наилучший способ помочь ей — это выяснить правду о ее прошлом! — отрезал я. — Тогда…
— Тогда проблема может перейти к кому-то другому?
— Проблема не принадлежит мне. Но истина о собственном прошлом может только помочь Эллен.
Медик промолчал.
После ужина я поднялся наверх, чтобы просмотреть привычные книги, заметки о делах и аспекты закона, начиная с моих студенческих дней. Мне нужно было освежить в памяти правила и процедуры Сиротского суда. Впрочем, в первую очередь мне пришлось подумать о Колдайроне. Мне уже хотелось прогнать его там, в саду, однако сейчас мне пришло в голову, что, если я сделаю это и отъеду в Хэмпшир, в доме не останется никого. Заниматься им и обоими мальчишками придется Гаю, a взваливать на него подобную ответственность нечестно. Лучше будет завтра же порасспросить в Линкольнс-инн, не слышал ли кто о свободном экономе, и заручиться чьим-нибудь согласием работать на меня, прежде чем я уволю Вильяма. Смущала меня и Джозефина: я не хотел выбрасывать ее в мир в обществе одного лишь отца. Словом, оставалось только проклясть тот день, когда нанял его, что я и сделал.
Остаток вечера я потратил на записки и заметки. Когда начало темнеть, пришлось вызвать снизу Колдайрона со свечой. Но на лестнице послышались шаги Джозефины: она принесла свечку, поставила ее на мой стол и с коротким реверансом удалилась. Шаги ее прозвучали в обратном направлении: «Шлеп, шлеп, шлеп».
Наконец я перестал писать и задумался, не вставая из-за стола. Мастер Хоббей начал с приобретения части леса вместе с монастырскими зданиями, которые перестроил в дом, после чего приобрел опеку над детьми. Общий расход на эти приобретения был достаточно крупным даже для процветающего негоцианта. Интересно будет выяснить количество потраченных денег. Бесс Кафхилл говорила, что Эмма не любила юного Дэвида Хоббея, однако в моем понимании суд лишь в самых чрезвычайных обстоятельствах стал рассматривать бы протест опекаемой девицы против предлагающегося брака. Чтобы Сиротский суд не допустил такого брака как неравного, предлагаемый брачный партнер должен был находиться значительно ниже на общественной лестнице, являться преступником, больным или калекой — или горбуном, как я сухо заметил при этом про себя.