— Это Рейналь, — объяснил мне Лантье, — из третьего «Б»[2], мы как-то оказались в одной компании два года назад: не подарок!
Я не знал, как к нему подступиться. А между тем что-то меня на это толкало.
Однажды вечером после уроков я пошел за ним следом. Он шагал, не глядя по сторонам, втянув голову в поднятый воротник бретонского морского бушлата. Прохожие сторонились, он рассекал толпу, как плуг. Я-то видел в основном его плечи, которые перекатывались, как тяжелые валы. В конце концов я собрал волю в кулак и, догнав его, пошел рядом. И спросил, не глядя на него:
— Эй, Рейналь, ты тоже с кем-то переписываешься?
Он остановился как вкопанный. Уставился на меня маленькими прищуренными глазками, в которых полыхал настоящий пожар.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю, я спрашиваю…
Мне показалось, что он меня сейчас съест живьем. А потом в его взгляде мелькнуло кое-что другое, что я сразу узнал: потребность выговориться.
— Да, переписываюсь — с одним итальянцем: он племянник виконта де Теральба. С дядей у него проблемы, я пытаюсь ему как-то помочь. Этот дядя, скажу тебе, такой фрукт! Его на войне рассекло пополам. На поле битвы нашли только одну половину и заштопали, как могли. С тех пор он полный псих. Буйный причем. Кромсает пополам своей шпагой все, что подвернется: фрукты, насекомых, животных, цветы — все-все. Племянник его до смерти боится. Дядюшка уже его и утопить пытался, и отравить грибами…
Я дал Рейналю выговориться — рассказывал он хорошо, с истинной страстью. Потом спросил:
— А кто тебе дал список этого агентства?
— Приятель, он переписывается с одной русской. Он в выпускном классе, на отделении философии.
Философ жил на улице Брока. Звали его Франклин Рист. Шестнадцати- или семнадцатилетний, с солидным баском и изысканными манерами, но под внешним спокойствием — Ниагарский водопад страстей. Он переписывался с некоей Неточкой Незвановой, от которой получал письма, проштампованные в середине прошлого века в Санкт-Петербурге, Россия. Неточка жила с отчимом, скрипачом, который больше налегал на водку, чем на скрипку, и винил весь мир в своем падении. Она страдала, эта Неточка, так страдала, что слезы, настоящие слезы катились по лицу философа Франклина.
— Я ее люблю, понимаешь?
— Но, господи, Франклин, ЕЕ ЖЕ НЕТ В ЖИВЫХ!
— Ну и что? Сразу видно, ты понятия не имеешь, что это значит — любить.
Этот самый философ услышал об агентстве от одной своей одноклассницы, Вероники, которая переписывалась с Йестой Берлингом, шведом, бывшим пастором, лишенным сана за пьянство в тысяча восемьсот каком-то году. Йеста Берлинг безумствовал напропалую в снежных просторах Вермланда, преследуемый волками, с ватагой таких же отщепенцев, волокит и гуляк вроде него, забубенных обжор и выпивох.
«Но я знаю, дорогая Вероника, что вы — та, кого я ищу среди этого бешеного разгула, ищу всю жизнь».
«А я всю жизнь вас-то и ждала», — отвечала Вероника.
«Как печально, что мы не из одного века!»
«О да, вот не повезло!»
«По крайней мере мы знаем, что были созданы друг для друга…»
В таком вот роде переписка. И Вероника, склонившись ко мне с выражением какого-то странного, немного насмешливого счастья, говорила:
— Тебе это все непонятно, любовь, да? Маленький ты еще…
Так, от одного к другому, я отыскал их с дюжину — мальчиков и девочек: все абоненты агентства «Вавилон», все общаются с прошлым — и на всех языках! Все где-то там, далеко.
Сплошные Камо, почище самого Камо…
Пока я не сказал себе: «Нет! No! Хватит! Basta! Es reicht! Stop it! Больше так продолжаться не может!»
Are you My dream, dear Kamo?
Sick frog! (И sick на всю голову, причем сильнее, чем ты думаешь!)
Не радуйся зря, Камо, это не Кэти твоя пишет, а всего лишь я. Приходится писать, раз с тобой невозможно разговаривать. Кстати о твоей Кэти, должен сказать, что я ее видел. И тебе покажу, как только ты этого пожелаешь. На нее стоит посмотреть, можешь мне поверить.
2
Французская школа сильно отличается от российской. См. с. 95: Среднее образование во Франции бесплатное и обязательное. Большинство детей уже с 2–3 лет посещает так называемые «материнские школы» (ecoles maternelles), по-нашему — детские сады.
В шесть лет французские дети поступают в начальную школу, где учатся пять лет: сначала в подготовительном классе (СР), затем в двух начальных классах (СЕ1 и СЕ2), а после — в двух «средних» (СМ1 и СМ2).
После этого в 11 лет они переходят в коллеж (collège), где учатся четыре года. В коллеже классы считаются в обратном порядке: ученик поступает в шестой класс, через четыре года заканчивает третий.
В 15 лет начинается учеба в лицее (lycée). Она разбивается на три класса: 2-й, 1-й и выпускной (terminale). Часть выпускников коллежа настраивается на скорейшее обретение специальности и идет в профессиональный лицей (lycée professionnel) или в центр подготовки подмастерьев (CFA), где получает знания и навыки по выбранному профилю. Другие нацеливаются на поступление в вуз и в течение трех лет готовятся к сдаче экзаменов на степень бакалавра (baccalauréat, сокращенно ВАС), для чего поступает в лицей общеобразовательного (général) или технологического (technologique) направления.
Оценки во Франции выставляются по двадцатибалльной системе. Школьники, сдавшие экзамены на степень бакалавра, могут поступать в высшие учебные заведения.