Бывал у нас в Куоккале… Времени Надежда Константиновна не называет. Только что явка в столовой Технологического — зимой. Март в державном городе на Неве — еще зима. А раньше марта Камо в Петербурге появиться никак не в состоянии. Физически немыслимо до ухода из Метех. И бессмысленно до отнятия «правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания». Это Ленин;. «Задачи отрядов революционной армии»[20].
При всей изобретательности и быстроте Камо в один февраль всего не затиснуть. Прощание с Метехами, подбор и минимальное обучение боевой группы, экспроприации в двух губерниях. На Коджорском тракте за Тифлисом. На перекрестке четырех бойких улиц в Кутаисе.
Сведения противоборствующих сторон — Имеретино-Мингрельского комитета РСДРП и особого отдела канцелярии наместника — полностью совпадают. Ящик с деньгами кутаисского казначейства отбит у конной стражи в начале марта. При ярком солнечном свете. На глазах у гуляющей публики. Один мужчина и две миловидные девушки сразу после взрыва бомбы перебросили оный ящик с казенной линейки на рессорный экипаж некоего имеретинского дворянина…
На Архиерейской улице в квартире Барона Бибинейшвили, по приятному совпадению респектабельного банковского деятеля, деньги укладываются в немало послужившие винную бочку и бурдюк. То и другое с небольшой особенностью — двойным дном, двойными непроницаемыми шкурками. До Петербурга бочонок поедет в багажном вагоне, бурдюк — с хозяином в спальном купе. Какой уважающий себя грузин пустится в длительное путешествие без хорошего домашнего вина.
О благополучном исходе путешествия в знакомом дневнике Арчила Бебуришвили:
«Я снова в Петербурге, не рассчитывая когда-нибудь вновь встретиться с Камо. Он находился в тюрьме, открытие его подлинного имени угрожало ему виселицей.
Третьего дня, возвратившись домой, я нашел у себя чужие чемоданы и бурдюк с вином. Мне сказали, что был приезжий с Кавказа, оставил вещи и обещал зайти вечером. И вот вечером ввалился ко мне собственной своей особой Камо, по-прежнему живой и кипучий, точь-в-точь такой, каким я его видел накануне рокового 18 декабря.
Мы проговорили с ним напролет всю ночь. Положение в Тифлисе было очень тяжелое, но Камо не унывал и чертил блестящие перспективы для ближайшего будущего. Он должен был выехать в Финляндию к В. И. Ленину. На мой вопрос, зачем ему понадобилось везти с собой бурдюк с вином, он, смеясь, сказал, что везет в подарок Ленину. Хорошо зная Камо, я не сомневался, что в бурдюке, кроме вина, еще более ценное содержимое. У него не узнаешь…»
От степенного Финляндского вокзала в Петербурге до поселка Куоккала всей езды неполный час. «Как от Тифлиса до летних дач в Мцхетах», — позднее определит Камо. А в первый раз показалось изнуряюще долго. Спасибо, хоть дача эта, «Ваза», вблизи вокзала.
По внешнему виду ничего особенно привлекательного: мцхетские, боржомские дачи красивее, наряднее. Не так неуклюже вытянуты в длину. На воротах, вопреки описаниям Арчила, никакого изображения вазы. Выдастся время посвободнее — Надежда Константиновна объяснит: название дачи дал ее владелец Энгестрем в честь своего родного города на севере Финляндии. Сам Энгестрем политикой мало интересуется, возможно, по большой занятости в пароходстве. Зато супруга «мадам Наво» рвется в бой. Переправляет подпольщиков в безопасные места, доставляет оружие, в чем Камо вскорости убедится.
Владимиру Ильичу отведена комната в углу, в сторонке, чтобы без помех мог писать, принимать людей. Там и первая беседа с Камо.
Подробностей обидно мало. Считанные строки в рукописи Софьи Васильевны Медведевой: «Свое первое свидание с Лениным Камо мне описал так: Ильич встретил его сдержанно, сел к нему боком и прикрыл глаза ладонью, как бы защищая их от света лампы, Камо все же заметил между неплотно сложенными пальцами рук испытующий взгляд Владимира Ильича.
Беседа затянулась. Ленин расспрашивал о ходе партизанской войны на Кавказе, он ставил ее в пример другим краям. Благодарил за деньги, доставленные Военно-техническому бюро большевиков. С нарастающим интересом наблюдал, как Камо потрошил «странную штуку». Между двойных шкурок бурдюка лежали документы огромной важности: отчет о работе кавказских большевиков, планы, связанные с подготовкой к Объединительному съезду, перечень вопросов, ответить на которые мог лишь Владимир Ильич.
Помолчав, Камо добавил: «Чай потом пили. Ленин из кухни принес чайник, заварил. Вино, сказал, не пьет».
Итак, вероятнее всего, что первая встреча Камо с Владимиром Ильичем — в марте девятьсот шестого[21] года. После кутаисской экспроприации и накануне Объединительного съезда РСДРП — в апреле в Стокгольме.
Недели через две с половиной — три Камо снова появляется в Петербурге. С иным, весьма непохожим «видом на жительство».
В столбце светской хроники столичных изданий подряд:
«В Петербурге проездом из Тифлиса в Новгород находится довольно популярная инокиня — игуменья Ювеналия, в миру княжна Тамара Чавчавадзе… Игуменье всего 34 года…
Князь Коки Дадиани отдал предпочтение апартаментам «Европейской» гостиницы. Молодой отпрыск старинного грузинского рода единственный наследник всего состояния владетелей Мингрелии. По материнской линии князь в близком родстве с французским принцем наполеоновских времен Мюратом…»
Не мирское дело вникать в превратности карьеры популярной игуменьи Ювеналии. Можно только о князе Коки Дадиани.
В один благословенный день вожделенные золотые червонцы сыплются из длинного кожаного мешочка, мехом вверх. Князь сосредоточенно подгребает их к себе. Судьбою посланный незнакомец отводит глаза. Нисколько не торопит. Когда последняя монета скрывается в давно пустовавшем материнском ларце, князь Коки как бы раздваивается. Ни на один день не отлучаясь из своего «имения», он шумно гуляет в Петербурге. Под магическим воздействием золотых десятирублевок отпрыск вконец обедневших титулованных кутил сдает в аренду… фамильные документы, с ними вместе все родовые регалии. Богатый ровесник князя обуреваем страстью блеснуть в петербургском свете, завести знакомства исключительно с благородными дамами… Единственное препятствие — он… низкого происхождения. Если бы князь согласился на недолгое время…
Князь соглашается. Благодарный Камо приумножает славу сиятельного рода Дадиани.
Еще по пути в Петербург он покоряет соседа-генерала своей четкой политической программой: «Всех, кто чуть левее кадетов, публично вешать!.. Непокорных туземцев сослать в Сибирь. Поголовно!..»
Вполне благосклонно к блистательному князю относится и супруга крупного столичного инженера. В данное время она в том же вагоне первого класса возвращается с курорта. Князь Коки окружает ее вниманием. Сразу чувствуется порода, врожденный аристократизм… Камо умеет. С тифлисскими озорными кинто — он кинто. С князьями — князь, с офицерами — офицер. В роль вживается мгновенно.
По сему поводу Леонид Борисович Красин — Максиму Горькому:
— А помните, в Москве вас удивило, что я на улице подмигнул щеголеватому офицеру-кавказцу? Вы, удивясь, спросили: кто это? Я назвал вам: князь Дадешкелиани, знакомый по Тифлису. Помните? Мне показалось, вы не поверили в мое знакомство с таким петухом и как будто даже заподозрили меня в озорстве. А это был Камо. Отлично он играл роль князя!..
Вполне достаточной симпатией князь Дадиани пользуется также в лаборатории Технологического института. Там, вдали от посторонних глаз, он полностью отдается своей истинной страсти. Не терпит вторжения самых близких друзей. «Я застал его один раз, — признается Арчил Бебуришвили. — Он не стал разговаривать со мной и предложил «убраться к черту» — так трудно было ему оторваться от нее».
Камо не упрекнешь. Даже очень заслуживает внимания она — эта новая бомба. Изобретение профессора М. М. Тихвинского и Никитича.
Для кого Никитич, для Камо хороший его знакомый по Баку, инженер Красин. Красивый, удачливый, превосходный конспиратор и заведующий строительством электростанции на Баиловском мысу. Теперь, к превеликому удовольствию Камо, он руководит боевым центром большевиков. Самый нужный Камо человек. Авторитет непререкаемый в обстоятельствах очень разных. Один только раз не прислушивается к голосу Никитича. За что едва не заплатит собственной жизнью…
21
Никак не в январе 1907 года, как утверждает в своей диссертации кандидат исторических наук Р. С. Имнаишвили.