Бомба, испытанная при взрыве дачи Столыпина — пока просто министра внутренних дел, — хороша по всем статьям. Она, по словам Ленина, «становится необходимой принадлежностью народного вооружения»[22]. Ради нее вся апрельская поездка Камо. Необходимо ему в срок наикороткий досконально постичь технологию, чтобы открыть свои филиалы. Для начала хотя бы в Баку, Тифлисе, Грозном, Батуме, Кутаисе. Делать так делать. С размахом, с блеском — с кавказской широтой!
Порой приходится отвлекаться от главного дела. Менять род занятий. В записях Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича:
«…Боевики тотчас же взяли «Володьку» на учет, проследили его до мелочей и, когда они вновь установили его полную причастность к охранному отделению, то он был уничтожен боевой группой, действовавшей под руководством Камо. Это было сделано так, что он, исчезнув с квартиры, больше, конечно, туда не явился и нигде не был найден. Вероятнее всего, течение реки Невы труп его отнесло подо льдом куда-либо очень далеко, после того как он был спущен в прорубь на глухом переходе через Неву».
Далеко за полночь или совсем под утро приходится князю Коки Дадиани возвращаться в свои апартаменты. Дежурный швейцар совместно с коридорным заботливо поддерживают под локотки утомленного приключениями сиятельного гостя. Каждый шаг князю дается с трудом и очень хочется ему петь… Никакого другого беспокойства от князя не исходит. За все услуги щедро платит.
Вполне вероятно, что Петербург еще некоторое время получал бы удовольствие от пребывания обворожительного князя Дадиани. Он и сам надеялся. Увы, человек только предполагает!.. Хроникеру «Биржевки» дозволено тонко намекнуть: «Огорчительный отъезд князя Дадиани, по циркулирующим слухам, связан с особыми видами на него высшей администрации Кавказа».
Виды, правда, особые. У Камо — тем или иным путем надо освободить из Метех Миха Бочоридзе, наборщиков, печатников — всех, кто связан с разгромленной Авлабарской типографией. Долг, честь, человеческие взаимные обязанности требуют, чтобы он, Камо, вернул этих людей на свободу.
Сборы закончены. Назначен день отъезда. Остается самый пустяк. Сдать в багаж массивный кованый сундук со звоном. Память о принце Мюрате. Великий маршал, конечно, не возил в своем сундуке какие-нибудь безделицы, побрякушки. И князь Коки не станет. Только образцы зарядов для бомб, револьверы новейшей марки, обоймы с патронами.
Такой фамильный багаж, естественно, не всякому-каждому доверишь. Спасибо, в утреннем выпуске «Биржевых ведомостей» обнадеживающее известие: «Как нам передают, на всех вокзалах Петербургского железнодорожного узла введена охрана агентов для наблюдения за прибытием и отбытием пассажиров». Подходит, пожалуй.
К парадному подъезду Николаевского вокзала лихо подкатывает на дутых шинах экипаж. Некто в светло-серой черкеске с флигель-адъютантскими погонами и аксельбантами слегка приподнимается на кожаных подушках. Манит к себе жандарма, маячащего у входа. Тот рысцой. Рука приросла к козырьку. Флигель-адъютант, нисколько не сомневаясь в своем праве отдавать любые распоряжения, велит позаботиться о его сундуке. «Квитанцию принесешь в ресторан… Сдачу оставишь себе…» В руках несколько оторопелого жандарма кредитка впечатляющего достоинства и адрес, по которому следует бережно отправить фамильные ценности флигель-адъютанта — князя Коки Дадиани. Все устраивается наилучшим образом.
И в Тифлисе тоже. Еще до возвращения любимого племянника тетушка Бабе — бывало, принимала она господина пристава в домике над Авлабарской типографией, подносила вина, соленья, печенья — так тетушка Бабе подыскала достаточно сносное жилье. Флигелек на две комнатки в дальнем конце двора. Напротив двери старая шелковица. В жару можно посидеть в тени. Авось и в комнатах не будет особенно жарко — одна совсем без окна.
Племянник подтверждает: все очень удачно. Тем более что к осени он твердо рассчитывает разбогатеть. Тогда они с тетушкой переедут прямо в Сололаки!.. Пока можно особенно сырую стенку, ту, что вплотную примыкает к Метехской тюрьме, завесить плотной кошмой или старой буркой.
На хлеб насущный тетушка Бабе зарабатывает стиркой. Слава богу, руки у него здоровые. А полоскать белье — по тифлисскому обычаю обязательно в Куре — относит племянник. Иногда вдвоем с приятелем. Корзины с землей, вынутой из подкопа, чуть прикрытой простынями и наволочками, достаточно тяжелы.
Кто знает, предчувствие или коммерческий строгий расчет — только обещание племянника полностью сбывается. Даже раньше осени. Разбогатели они с тетушкой Бабе — съехали из флигелька-развалюшки. Они, и Миха Бочоридзе, и еще тридцать один «политический» — все, кому следует, покинули Метехи. Через подземный ход Камо.
Миссия обворожительного князя Коки Дадиани до конца исчерпана. Для большой поездки по Европе готовы другие документы. Безупречные. Собственной выделки.
9
У города Льежа репутация в мире общепризнанная. Центр знаменитых бельгийских оружейных заводов — скорострельные винтовки, пулеметы, револьверы, прочие деликатные вещицы.
Естественно, торопится с деловым визитом к льежским благодетелям владелец не очень большой посреднической конторы, появившейся между весной и летом девятьсот шестого года в Париже, месье Лельков. Заграничная тайная агентура департамента полиции предпочитает именовать его Меер Валлах. Панаша, Феликс, Максим Литвинов.
Этот самый Лельков слышит по приезде от главы фирмы Шредера весьма обнадеживающее: «Месье очень удачно выбрал время. На заводах как раз приемочная комиссия русского царя, офицеры из Санкт-Петербурга. Полигон готов к стрельбам. Экипажи заказаны. Для месье зарезервировано место…»
Случай действительно необыкновенно удачный. Для того чтобы обстановка была совсем дружеской, обращение непринужденным, деликатный Максим Максимович, будущий советский нарком иностранных дел, представляется петербургским «коллегам» в качестве полковника армии Эквадора. Всем приятно. Полковника зовут посетить Петербург. Он не менее радушно приглашает в Эквадор. Пока до будущего обмена многообещающими визитами армия Эквадора получает ценную и авторитетную доверительную консультацию. По настоянию русских специалистов полковник требует заменить несколько ящиков патронов. Совсем ни к чему российским революционерам патроны сомнительного качества…
В следующий раз — ближе к середине лета — владелец посреднической конторы появляется в Льеже с собственным экспертом. Вероятно, ввиду большого размаха коммерческих операций. Эксперт на вид довольно молод. На бельгийских заводах его раньше никто не видал. Но все — вопросы, что оп немногословно задает через переводчика, манера обращаться с оружием, легкость, с которой оп поражает мишени, — все выдает в нем подлинного знатока. Сам старик Шредер беседует с ним на равных.
Само собой, глава посреднической конторы заботится, чтобы его эксперт вступил в контакт с человеком, также немало способствующим процветанию их дела. С Александром Сидоровичем Шаповаловым, политическим эмигрантом из России. В свои тридцать пять лет он достаточно пережил, несладко живет сейчас в Бельгии.
Встреча происходит на квартире Шаповалова. Эксперт без лишней церемонии представляется:
— Камо.
Дальнейший разговор всего лучше в передаче Александра Сидоровича. Записан в третьем томе его воспоминаний — «В изгнании».
«Насколько я помню, после квирильской или кутаисской экспроприации Литвинов приехал в Льеж с Камо. Они пришли к нам домой, когда я находился еще на заводе.
С большим трудом дотянув до вечера, я вернулся домой до такой степени ослабевшим, что при всем моем желании не мог быть внимательным к тому, о чем говорили Литвинов, Камо и Лиза. Стараясь слушать, я ловил себя на том, что против воли засыпаю и клюю носом. Камо, никогда не работавший на бельгийских заводах, не был осведомлен, очевидно, что усталость — обычное состояние бельгийского рабочего, когда он возвращается домой.