По всем расчетам, беды вообще не должно быть. Паспорт идеальный. Законнейшим путем полученный австрийским подданным страховым агентом Дмитрием Мирским у австро-венгерского консула в Тифлисе фон Фельтхейма. И поручение большевистского центра не из самых рискованных, наиболее желанное. Тогда, сразу после трагедии «Зоры», Камо поклялся, что они с Литвиновым все наверстают. Вновь добудут оружие, доставят в места, где оно больше всего требуется революционному подполью.
В первых числах сентября «компаньон» Камо по многим отчаянным делам Коте Цинцадзе пишет из Парижа в Женеву Миха Цхакая: «Камо был здесь два-три дня, отсюда выехал в Бельгию по каким-то конспиративным нуждам, дальше направится в Берлин. У бедняги сильно болит глаз, и, кажется, он у него пропадает совсем, так что он останется на некоторое время в Берлине для лечения».
Так и есть. На центральной берлинской Фридрихштрассе лицом к лицу с Камо сталкивается хорошо его знающий бакинский врач Г. Б. Сегал. «Камо был с Житомирским, которого он шутя представил как своего гувернера. Во время беседы в ресторане, куда мы зашли, гувернер Камо очень жаловался на порученного ему ученика, на его неосторожность и крайнюю беспечность…»
Беседа особенно не затягивается. Гувернер просит великодушно извинить, они рискуют опоздать к модному портному Ландсбергеру, Фридрихштрассе, дом 106. Его с таким трудом удалось уговорить принять срочный заказ… Ужасное упущение — в гардеробе Камо не оказалось вечернего костюма. Встречаясь с крупными негоциантами, необходимо блюсти этикет…
Камо нехотя подчиняется. Рано отрастивший брюшко, толстогубый, постоянно приплясывающий Житомирский не очень ему по душе. Раздражают постоянные всплески восторга: «Я преклоняюсь перед вашим именем!.. Ради такого героя.,» Надо пересилить себя. Житомирский — в обиходе Отцов — не без успеха вершит делами Заграничного Центрального бюро РСДРП. У него гее явки, касса… Потом как-никак земляк, уроженец Баку. Много общих знакомых. Когда Степан Шаумян потерял сознание на собрании Берлинской группы эсдеков, Житомирский — в ту пору студент-медик — оказал ему первую помощь, отвез домой, проявил много заботы. Об этом Камо спешит себе напомнить всякий раз, когда Житомирский его слишком раздражает.
12
«Разбор шифрованной телеграммы из Парижа.
На имя господина Директора департамента полиции № 43/8344
Подана 22 сего октября 1907 10 часов 30 минут пополуночи.
Получено 22 сего 4 часа 32 минуты пополудни.
420. Камо Берлине хранит своей комнате чемодане двести капсюлей бомб, заготовленных для миллионной экспроприации России, о чем знают лишь Никитич и Валлах точка Ввиду крайней трудности проследить за чемоданом, который будет отправлен на днях в Финляндию, единственный исход обыскать Камо Берлине, задержать и требовать выдачи точка Прошу срочно ответа, дабы я успел сейчас туда выехать для переговоров властями».
Вслед за телеграммой заведующий заграничной агентурой Гартинг шлет подробнейший доклад. Грузин, известный под кличкой Камо, сорганизовал дружину из пятнадцати-двадцати человек для совершения крупнейшей по размерам экспроприации. «Им выслежено, что в каком-то месте в России хранится около 15 миллионов рублей правительственных денег; из коих около 6 миллионов золотом». Для того чтобы эти миллионы вывезти, «предполагается купить за границей трехколесный автомобиль.
Экспроприация будет сопряжена с большим количеством взрывов, для производства коих Камо закупил в Болгарии около 200 капсюлей для бомб. Они громадной силы».
В заключение подробные приметы Камо: «Среднего роста, темный цвет волос, коротко острижен, небольшие стриженые усы, широкие скулы, крупный нос, большие карие глаза, правый с белым зрачком, одевается хорошо».
Директор департамента господин Трусевич относится к планам Гартинга вполне одобрительно. «Поезжайте Берлин точка Войдите соглашение президентом[27] точка Немедленно приезде телеграфируйте адрес».
Войти в соглашение нетрудно. Полицей-президент герр фон Ягов в своем деле дока. В его докладах министру внутренних дел Пруссии попадаются точнейшие оценки. Хотя бы резюме от марта девятьсот шестого года: «Русская революция распространилась за границы Русского государства и повлияла на всю международную социал-демократию, которая под влиянием русской революции стала резко радикальной и обрела революционную энергию, прежде для нее не всюду и не в такой мере характерную».
Достаточно отчетливое представление фон Ягов имеет и о своем сегодняшнем собеседнике… Как это теперь в его визитной карточке? А, «коллежский советник Аркадий М. Гартинг»… Завидная карьера! Тот второй, Якоб Житомирский, заметно отстал. Не тот калибр!.. Он, фон Ягов, сразу понял, потому и уступил русским своего усердного Якоба…
Дело несколько щекотливое, изрядной давности. За одно можно поручиться — Яков Житомирский по-прежнему душой и телом предан своему первому патрону фон Ягову. Истый благодетель, он без долгих терзаний принял безвестного студента-медика на секретную службу в полицей-президиум. Пожаловал сразу двести пятьдесят марок в месяц за совсем нетрудное дело, если, конечно, позволяет совесть, — доносить на своих сокурсников. Можно дополнительно на всех других, кто посещает общественный Русский клуб на Штутгартерплатц, 5, против вокзала Шарлоттенбург.
Крайнее усердие тому причиной или, наоборот, серьезный промах — фон Ягов до объяснений не опускается, — только в 1902 году приказ перейти в полное подчинение заведующего берлинской агентурой российской тайной полиции инженера Гартинга. Случай нечастый, просто редкий. Чтобы у молодого, не без способностей врача наставником был инженер. Так ведь по ту сторону добра и зла своя особая карьера, своя служебная лестница. Свой калибр подлости. Аркадий М. Гартинг калибром из наиболее крупных.
Поначалу, на первой ступени, никакой он не Гартинг — мещанин города Пинска Абрам Аарон Гекельман, осведомитель по собственному прошению. Не ахти какой ловкий. Едва не пойман за руку в Петербургском горном институте, где он «освещал» беспокойных студентов. Не в состоянии «внедриться» в Рижском политехникуме. Поспешно, во избежание худшего, ретируется за границу. В Швейцарии, во Франции выдает себя за некоего Ландезена. Документов-то никто не спрашивает.
В мае 1885 года фамилия «Ландезен» вносится в ведомости секретного отдела департамента полиции. Директор департамента Дурново контракт подписывает, не преминув сделать на полях пометку: «В большом хозяйстве всякая дрянь пригодится».
Всего пять лет спустя докладами Ландезена зачитывается сам самодержец Александр Третий. Не скупится на похвалы: «Пока это совершенно удовлетворительно… Весьма дельно и ловко вели все это дело».
Еще большим ценителем, почитателем провокатора оказывается новый «хозяин земли Русской» Николай. Его именным рескриптом Гекельману-Ландезену впредь именоваться инженером Аркадием Михайловичем Гартингом, коллежским советником. Будет и статским советником, кавалером ордена святого Владимира со всеми правами потомственного дворянина[28].
До таких полицейских вершин Якову Житомирскому не дотянуться. Хотя из кожи лезет. Продает оптом, в розницу — всех и вся.
«Милостивый государь Алексей Тихонович!
Ваше письмо и деньги я получил, — за обязательной этой фразой, обращенной к вице-директору департамента полиции Васильеву, крайняя печаль, страдания не полностью оцененного негодяя. — При всем моем критическом отношении к самому себе я не могу сказать, чтобы я плохо работал. Состою я членом Заграничной Центральной группы, умею ужиться с большевиками и с меньшевиками, приходится вести колоссальную переписку, веду личные сношения с массой людей[29] и т. п. Работать в буквальном смысле слова приходится втрое больше, чем когда-то. Мало того, мне обязательно надо заниматься медициной, так как иначе меня спрашивают, зачем я остаюсь за границей.
Так что работаю я и готов работать сколько угодно. Дело вовсе не во мне, а в том, что за границей очень трудно получать сведения реализуемого характера. А будет это до тех пор, пока репрессиями не выгонят революционеров из России, особенно из Финляндии[30]. Тут для того чтобы попалось хорошее дело, приходится выжидать… Помилуйте, ведь я могу быть вполне провален. Сейчас и без того приходится прямо опасаться за свою шкуру».
28
Гартинг разоблачен весною 1909 года, после появления во французских газетах статей о том, что глава русской политической полиции в Европе, статский генерал, кавалер высших орденов многих стран не кто иной, как провокатор Абрам Гекельман-Ландезен.
29
Каждый, кто решает вернуться из эмиграции в Россию, снова взяться за нелегальную работу, приходит в Берлине в Заграничное Центральное бюро к Отцову, стало быть, к Житомирскому. Изредка просят денег на дорогу. Всегда добиваются явок — святая святых революционера. Предупредительный, заботливый Отцов не отказывает. Извольте, в Питере, Киеве, Одессе, Москве, Иркутске, Чите, Ярославле, Екатеринославе — почти во всех краях. Снабжает явками, заблаговременно проданными Гартингу, фон Ягову… Полицей-президент из виду своего Якоба не упускает, время от времени дает ему поручения особо доверительные и капитальные. Оплата сдельная.
30
Недвусмысленное напоминание о Куоккале, о даче «Ваза», все еще остающейся штаб-квартирой большевистского центра.