Сложная система субординации лишает начальника губернского жандармского управления, даже самого военного прокурора, возможности достаточно прямо высказаться о судейских формалистах и чистоплюях. «Освидетельствование… Длительное наблюдение… Тьфу!» Хорошо, что хоть в Петербурге выходит газета «Русское знамя». Всю истинную правду режет в глаза. Пройдет немного времени — напишет:
«БОЛЕЕ ЧЕМ СТРАННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО!
Настоящая оперетка в тифлисском суде… Петросянц ободрен необычным вниманием к своей особе… Кто покровительствует?.. Конец нити, который даст возможность раскрыть удивительные вещи…»
Здешним тифлисским правдолюбцам такого нельзя. Только по начальству совершенно секретно.
Жандармский полковник Пастрюлин — департаменту полиции: «По имеющимся у меня точным негласным сведениям, Семен Тер-Петросянц симулирует свою ненормальность, добиваясь этим путем возможности быть помещенным в больницу в надежде на осуществление побега».
Прокурор округа — коллегам вышестоящим: «…В Тифлисе нет таких психиатрических заведений, в коих побег Петросянца, являющегося выдающимся революционным деятелем и пользующегося большой популярностью в среде как российских революционных организаций, так и международных, мог бы, по меньшей мере, быть предупрежден.
О строжайшем же и неослабном надзоре за Тер-Петросянцем в месте его нынешнего содержания мною предложено начальнику метехской тюрьмы 28 апреля за № 7973».
На сей счет философский пассаж метехского начальника: «Держать там же, где сидит, и под двумя замками и уведомить, что у меня Петросянц был совершенно здоров — это он в суде сделался психически больным».
Размышления… Размышления… Теперь до сентября. Тифлисское летнее пекло — в сносный день под сорок градусов жары и на небе матовая дымка — тоже не способствует умственным занятиям.
18
Рукою Камо на листках в клеточку, сбереженных его теткой Елизаветой Андреевной Бахчиевой:
«Прокурор приказал: «Начинайте!» В спину под лопаткой воткнули большую иглу и пустили электрический ток. Боль была невыносимая, вся спина горела, тошнило от крепкого запаха паленого мяса. Прокурор не верпл врачам, сам делал опыты, а я смотрел ему в глаза бессмысленным тупым взглядом и хохотал идиотским смехом. Прокурор сплюнул, обругал и ушел».
Чтобы никаких сомнений насчет скрупулезности:
«ПРОТОКОЛ
1910 года, сентября 20 дня, я, исполняющий должность судебного следователя по наиболее важным делам Русанов Б. Л., в присутствии нижеподписавшихся понятых, через старшего ординатора психиатрического отделения тифлисской больницы Орбели Д. И. произвел освидетельствование обвиняемого Семена Тер-Петросова, причем оказалось:
болевая чувствительность совершенно отсутствует, при прокалывании булавкой кожи совершенно не чувствует боли, а также при неоднократном прикладывании к телу на спине под левой лопаткой зажженной папиросы; в руках наблюдается дрожь, дрожь наблюдается и в языке… Выражение лица безразличное, никаких желаний свидетельствуемый не высказывает, индифферентное отношение к своему положению и к окружающей среде; ослабление памяти, не ориентирован во времени и месте; не дает ясного отчета, по какому поводу вызван из камеры, держит в пазухе воробья, которого по временам кормит мякотью хлеба, между прочим, заявляет, что у воробья служитель оторвал ножку и он вызван к следователю, чтобы рассказать об этом. Не помнит года, месяца и числа; по временам без видимой причины бормочет, напевает и смеется. На вопросы большей частью дает ответы бессвязные. На заданные вопросы дал следующие ответы.
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
1. Где вы родились? — Не знаю, разъезжаю за границей, теперь хочу кандалы убить, построить памятник, наложить все кандалы и сверху — кирпичом; где я ни был, нигде кандалов не видел. (При этом играет с воробьем и добродушно смеется.)
2. За что вы сидите в тюрьме? — За мое величие, что я разъезжаю много, везде я ездил, пусть им останутся их партии.
3. Кто около вас стоит? — Солдат, он меня охраняет, чтобы ничего у меня не украли из кармана.
4. Хотите ли выйти из тюрьмы? — На автомобиле хочу поехать за границу. У меня теперь хорошая комната в тюрьме, покрашенная. Меня скоро выпустят. Это сказал Усов, один арестант, он брат старого черта. Я ему дал десять патронов, он свистнул и улетел. Ястреб хотел унести птичку.
5. Давно ли вы сидите в тюрьме? — Всего несколько месяцев.
6. Отец есть у вас? — Я не знаю, долго не видел его, его звали Аршаком.
7. Сестры у вас есть? — Три или четыре, одна даже сейчас здесь была, папиросы принесла, я ее забываю спрашивать, где четвертая сестра, я трех видал.
8. Звали ли вас Камо? — Звали, давно, а за границей звали господин Петросянц, и в тюрьме помощник начальника называет — господин Петросянц. У меня служитель хороший человек. Я его хочу кучером к себе взять, у меня много лошадей в горах.
9. Сколько пятью пять? — Двадцать пять. Я знаю. Еще бы я не знал! У меня пятьдесят миллионов есть, где я жил за границей.
10. Учились ли где-нибудь? — В Петербурге бывал в актовом зале.
11. На каком факультете? — Я любил историю.
12. Кто вам ее читал? — Он был рыжий.
. . . . .
15. Сколько будет тридцать семь отнять сорок восемь? — Семьдесят, тридцать и сорок, а тридцать семь отнять сорок восемь равно семидесяти восьми. Мне сказали, что всего в России миллион кандалов, я хотел считать, но бумаги не дали, и нельзя было считать.
16. Вчера что вы за обедом ели? — Я чай пил, мясо не ел, потому что, говорят, от мертвых вырезают и на кухню посылают.
«Г. Петросов. Г. Семен Петрусев. Ателерисский Григада».
(Вышеприведенные слова написаны Тер-Петросовым под диктовку.)
17. Вы женаты? — Я не женат, сколько времени пост держу, к женщинам за границей не ходил, не хочу, только курю и вино пью. Только мало дают, стакан, а я хочу четыре бутылки в день, я говорю тому, кто приносит, чтобы сразу принес, а он мне не несет.
Понятые: Степан Егоров, Николай Мельхиорович Пончик.
Доктор Давид Иосифович Орбели.
Исполняющий должность судебного следователя Русанов.
Присутствовал товарищ прокурора (подпись).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании вышеизложенного и данных объективного исследования я заключаю, что Семен Тер-Петросянц в настоящее время страдает истерическим психозом с переходом в слабоумие.
Старший ординатор тифлисской Михайловской больницы.
Д. Орбели».
Все опять на усмотрение генерала Афанасовича. Куда ни кинь, всюду сплошная опасность: хитрости Петросянца, подвохи Кона, поношение европейских газет, кляузы соглядатаев из жандармского управления, ухмылки наместника. Разве что прибегнуть к стратегии неоднократно проверенной — повременить. Сколько удастся.
Удается до конца ноября. До созыва «Смешанного присутствия 2-го уголовного отделения Окружного суда». Долгая, трудная процедура. Чтение «скорбных листов» за полгода, затребованных из тюремной больницы; опрос девяти врачей — военных, тюремных, гражданских, показания свидетелей также весьма несхожих — доставленного из Гори Аршака Тер-Петросяна, тетки подследственного Бахчиевой, сестры Джаваиры, следователя Малиновского, прокурора Федорова, жандармского ротмистра Пиралова, надзирателей и служителей Метехского замка, артиллерийских специалистов и пиротехников — это насчет бомб и осколков в руке… В заключение новые «эксперименты» — истязания, пытки Камо зажженными папиросами, электрическим током, раскаленными стержнями, иглами, загнанными под лопатки.
Решение как бы ничейное. Смешанное присутствие «не находит возможным высказать какое-либо категорическое суждение, а посему арестанта Семена Аршакова Тер-Петросова подвергнуть наблюдению в психиатрическом отделении Михайловской больницы, сроком заранее не ограниченным».
Немного — один месяц проволочек. Двадцать первого декабря на рассвете конвой в Метехах принимает Камо. Вместе с неразлучным воробьем Васькой. Предусмотрительно меняют кандалы. Шагать неблизко. Не миновать Армянского базара, сомнительных переулков, пустырей…