На Солдатском базаре по случаю воскресного дня собралось особенно много народу. Но покупатели в тот день были необычные. Они подходили к лавкам, приценялись и, ничего не купив, отходили. Лишь в полдень торговцы поняли, что за «покупатели» собрались на базаре. Когда с арсенала грянул пушечный выстрел, над площадью раздалось:
— Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!
В ту же минуту полицейские с обнаженными шашками рванулись к знаменосцу… Засвистели казачьи нагайки, засверкали шашки. Рабочие отвечали камнями и палками. Схватка была отчаянная…»
Сила против силы. Впервые в тифлисском небе высоко над головами мастеровых, ремесленников, учащихся красное полотнище с кличем: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Знаменосец — тифлисский рабочий-железнодорожник тридцатишестилетний Аракел Окуашвили; при главном помощнике — девятнадцатилетнем, ликующем, себя вполне определившем Камо.
Три тысячи демонстрантов. В полный голос! «Да здравствует политическая свобода!.. Долой тиранию… Долой царское самодержавие!»
Князь Голицын — министру внутренних дел Российской империи:
«Произведенная рабочими большинства тифлисских заводов демонстрация 22 апреля 1901 года своим характером, совершенно чуждым частных интересов какого бы то ни было промышленного учреждения, вооруженным сопротивлением полиции и войскам и выброшенным демонстрантами красным флагом с призывными словами Коммунистического Манифеста и портретами Маркса, Лассаля и Энгельса вполне точно определила источник брожения рабочих».
Что верно, то верно. В новой прокламации Тифлисского комитета РСДРП:
«Рабочие, герои! 22 апреля вы приобрели сочувствие всего общества, всего народа. 22 апреля вы выросли не только в глазах Кавказа, но и всей России… Вашу храбрость прославляют все! Сила вашего духа приводит в изумление все общество. Ваша решимость поражает правительство!.. Да здравствуют тифлисские рабочие! Да здравствуют герои 22 апреля! Долой тиранию!»
И в ленинской «Искре»:
«С этого дня на Кавказе начинается открытое революционное движение».
И навечно определяется судьба горийского парня Симона Тер-Петросяна. С весны девятьсот первого года он в тесном сообществе единомышленников — член Российской социал-демократической рабочей партии.
Хозяйка конспиративной квартиры, где часто бывает Камо, старушка Айкануш улучает подходящий момент:
— Камо-джан, ты очень смелый, но совсем неосторожный, попадешь в беду. Горе матери и невесте!
— Майрик[8], опасность, как говорят в твоих дорийских горах, придет и уйдет. Сама знаешь, кто боится крутой каменистой тропы над пропастью, тот никогда не достигает перевала. Простор долин за горными кручами.
Разговор на той же квартире в поздние летние сумерки. Камо и высланный «к месту постоянного жительства за организацию беспорядков в Рижском политехническом институте» Степан Шаумян. Тогда, в Гори, на казни крестьян-побратимов, затиснутый в толпу, мальчик в темнозеленом мундирчике ученика реального училища внимания Камо не привлек. Теперь авторитет Шаумяна достаточно высок. И хотя в возрасте разница не велика — Степан старше на неполных четыре года, — Камо считает его весьма опытным и ученым революционером. С нескрываемым интересом посещает кружок пропагандистов Степана. Рад случаю поговорить без помех, с глазу на глаз.
— Степан, скажи, друг, сейчас, что мы должны делать?
— Нужно читать «Что делать?», — серьезно говорит Шаумян.
— Зачем смеешься — читать, делать?
— Нужно читать «Что делать?», — подтверждает Шаумян.
— Это я тебя спрашиваю, что делать? Мне что делать?! — раздражается Камо.
Степан спохватывается.
— Ты читал роман Чернышевского «Что делать?»?
— Нет.
— Обязательно прочти. Там ты найдешь ответы на многие вопросы и познакомишься с одной обаятельной женщиной, Верой Павловной. Ты влюбишься в нее и долгое время среди женщин твоего окружения невольно будешь искать ее.
Вскоре от общих знакомых Шаумян узнает, что Камо достал книгу.
— Ну как, читаешь, нравится?
— Очень! Прочел два раза.
— Как, обаятельна ли Вера Павловна?
— Да, наверное. Но лучше Рахметов, это как раз тот, кого я искал. Мужчина настоящий! Не знаю, как он со стороны ума, ты это знаешь лучше, но для воли, для революционного дела настоящий!
— Я так и знал, — подтвердил Шаумян, — хотя Вера Павловна действительно пленительный образ.
После этого Шаумян нет-нет называл Камо Рахметовым, а тот улыбался. Порой добавлял:
— Да, это сильный человек!
На долю Камо испытаний выпадет куда больше. Будут они несравненно мучительней, чем ночь Рахметова на войлоке с сотней «мелких гвоздей шляпками с-исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не на полвершка». И много совсем одинакового. Как будто Чернышевский задался дать жизнеописание Камо.
Детство, родители: «Отец его был человеком деспотического характера и ультраконсерватор… Мать его, женщина довольно деликатная, страдала от тяжелого характера мужа».
Зрелые годы. Бесповоротный запрет любить. «Такие люди, как я, не имеют права связывать чью-нибудь судьбу с своею… Я должен подавить в себе любовь… Я не должен любить». Чьи это слова — Рахметова у Чернышевского или Камо в реальной действительности?
Оперная певица-гречанка горячо полюбила Камо. Она готова бросить сцену, отправиться в любую страну, разделить судьбу любимого. Чувство Камо не менее сильное. Его первая любовь… Нет, нельзя. Жизнь принадлежит только революции. Надо порвать так, чтобы любимая меньше страдала. Пусть подумает, что ее избранник просто плохой человек, недостойный… Гречанка подкарауливает Камо на улице. «Отчего больше не приходишь?» — «Не знаю. Не жди!»
Пока ему двадцатый год. Очень хочется быть похожим на Рахметова. И знать так много, как Рахметов.
До вынужденного отъезда Шаумяна в Берлин осенью девятьсот второго года Камо занимается в его кружке, читает книги по рекомендации Степана Георгиевича. Не отрываясь, до полного изнеможения.
Кто-то должен заменить Шаумяна, взять на себя дальнейшие занятия с Камо, подбирать для него книги, растолковывать непонятное. В воспоминаниях Нины Аладжаловой, одной из первых на Кавказе женщин-революционерок, учительницы по профессии:
«Как-то пришел ко мне Аршак Зурабов[9]. Привел одного парня с большими вдумчивыми глазами. Аршак сказал: «Занимайтесь с ним, из него выйдет хороший борец». Парень представился: «Камо». Я назвалась: «Татьяна» (таков был мой новый псевдоним).
Мы начали заниматься. Камо поражал меня своей волей и настойчивостью. В сравнительно короткое время, за три-четыре месяца, он в общих чертах усвоил программу РСДРП и ознакомился с содержанием «Манифеста Коммунистической партии».
Было жаль, когда он объявил, что больше ходить не будет. «Спасибо, Татьяна, я уже кое-чему научился. Пока хватит. Комитет поручил мне оборудовать типографию».
3
Обзор событий на страницах 17—18-й газеты «Искра» от первого мая девятьсот третьего года:
«Тифлис. Выпустили прокламации «К гражданам», которые разбрасывались повсюду. В армянском соборе прокламации были переданы одному простолюдину со словами, что это «патриарше благословение». Тот, не подозревая, выкрикивал: «Патриарше благословение!» — и раздавал направо и налево. Прокламации были разобраны и читались с большим интересом…
В этот же день (вечером) 23 марта в театре Артистического общества, в бенефис одного из любимцев тифлисской публики, сверху посыпались прокламации. Для администрации это было такой неожиданностью, что полицеймейстер Ковалев и жандармский ротмистр Лавров кинулись исполнять роль театральной прислуги и очистили весь пол. В театре был и помощник Голицына Фрезе, который возмутился промедлением, разругал администрацию, результатом чего явилось глубокомысленное совещание Ковалева с Лавровым: откуда сыплются прокламации? После тщательного осмотра здания театра решили, что прокламации могут явиться только[10] из отверстия над электрической люстрой…»
10
Выделение р а з р я д к о й, то есть выделение за счет увеличенного расстояния между буквами заменено курсивом. (не считая стихотворений). — Примечание оцифровщика.