Так медленно на исходе недели подбираюсь к листу двадцать девятому. Один из самых неразборчивых — видимо, мысли обгоняли карандаш, — он таит нечто совершенно неожиданное. То ли привычка конспиратора, то ли чистая случайность, но сразу не очень веришь глазам. Среди грамматики и синтаксиса «Личные впечатления о 8-м Всероссийском съезде Советов:
…Ровно в одиннадцать часов утра на трибуне появился Калинин — председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Поздравил делегатов, съехавшихся от великой и необъятной трудовой России… Порядок дня принят, и слово предоставлено товарищу Ленину для доклада о внутренней и внешней политике Советской Республики.
До появления Ленина на трибуне в зале, на всех ярусах Большого театра царили полная тишина и спокойствие, но, как только показался Ильич, весь театр превратился сразу в бушующее море. Овации по адресу тов. Ленина не смолкали долго. Сам Ленин, как наш старший товарищ, как учитель порабощенных, на эти приветствия отвечал доброй улыбкой. Когда зал после усиленных стараний председателя наконец стих, то Владимир Ильич начал свой доклад.
Главная идея его речи — призыв к мирному строительству разоренной семилетней империалистической и гражданской войной страны и предостережение тем, кто мог бы подумать, что задача защиты социалистической Родины уже окончательно решена. Красная Армия должна по-прежнему защищать рабочих и крестьян всей Советской Республики. Вместе с тем Ленин указал съезду на необходимость частичной демобилизации армии. Призвал к мирному строительству под руководством специалистов как в области техники, так и сельского хозяйства, к трудовой дисциплине.
В конце своего доклада Ильич предложил выслушать с огромным вниманием выступление товарища Кржижановского об электрификации страны. Электрификация должна вывести Социалистическую Республику из промышленного и сельскохозяйственного кризиса и поставить ее в ряд с другими культурными странами, а затем обогнать их. Ленин заявил, что Коммунизм заключает в себе Советскую власть плюс электрификацию… Зал снова превратился в бушующее море, как Каспий осенью. Председателю почти невозможно было справиться. Он сам радостно аплодировал…»
Сознаешь, что уже прочитанного в тетради для домашних занятий по русскому языку вполне достаточно, а все-таки ждешь чего-то еще. Ждешь и не обманываешься.
Страницы 75–79: «Выводы из речи Ленина на съезде транспортных рабочих[59].
Владимир Ильич, прибыв на съезд для приветствия делегатов и для доклада о положении страны, увидел плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». Ленин и начал свою речь с разбора этого лозунга. Он раскрыл глубокую неверность мысли. Ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будут уничтожены классы, никогда не будет социализма.
Неверный лозунг навел Ленина на предположение, что есть, наверно, еще более распространенные, общеупотребительные призывы, смысл которых большинству не ясен. В пример он привел, что все мы радостно поем: «Это есть наш последний и решительный бой», — но немногие ясно представляют, против кого мы ведем борьбу отнюдь не последнюю. В нашей стране существуют три основные силы. Взаимоотношение этих сил и определяет настоящий момент».
Страницы 80–82: «Значение и состав Красной Армии»… Страница 83: «Организация распределения предметов потребления в социалистическом государстве»… Страницы 84–87: «Советская власть, беспартийные и коммунисты»… Страницы 90–95: «Нравы и обычаи в России во время царствования Ивана Грозного»… Страницы 102–105: «Образы «Мертвых душ» Гоголя»… Страницы 107–111: «Слесарь и Канцлер» Анатолия Васильевича Луначарского, как наша агитационная пьеса».
Если память не изменила Софье Васильевне, то эту пьесу Луначарского Камо смотрел в один вечер с Лениным. Известно доподлинно, что Владимир Ильич был на представлении «Канцлера и слесаря» в театре Корша (ныне филиал МХАТа) во второй половине мая 1921 года.
Вот такая тетрадь Камо для домашних занятий. Эта «зеленая тетрадь», помянутая Софьей Васильевной.
29
Записка без даты на небольшом листке бумаги. Судя по содержанию, относится к первым числам июня двадцать первого года.
«Многоуважаемый и дорогой Владимир Ильич, во время партийной конференции РКП[60] я сообщил вам о моем желании побеседовать с Вами о моих новых, сногсшибательных планах. Разговор этот может происходить во время Вашей прогулки или отдыха и ничуть не утомит Вас. Может быть, Вы найдете, что мои соображения окажутся очень ценными и осуществление их очень важным для настоящего момента, или же Вы найдете их очень забавными и от души, как Вы это умеете, посмеетесь.
Мне бы хотелось, чтобы Вы выслушали меня до начала, или в начале конгресса Коминтерна[61].
Преданный Вам Камо».
Внизу карандашом рукою Ленина:
«Камо
Напомнить мне!»
Беседа длится намного дольше, чем предполагал Камо. Владимир Ильич отказывается уважить просьбу — отпустить за границу для подпольной работы. Категорически отклоняет идею доставить — «живым засуну в мешок» — обосновавшегося в Польше эсера Бориса Савинкова, злейшего врага. Приходится бережно, терпеливо, почти совсем как осенью одиннадцатого года в Париже, объяснять Камо, что планы его слишком нереальны, не по времени, не по обстановке.
Для того чтобы подбодрить Камо, вновь вернуть ему уверенность в своих силах, Ленин приглашает его на работу в Совнарком. О дальнейшем немногие с трудом добытые, отрывочные сведения.
Софья Медведева: «Камо не раз предлагали ответственные, высокие посты, но он всегда отказывался. Отчасти потому, что в сфере «начальства и подчиненных» чувствовал себя совершенно не на месте, а отчасти по необычайной скромности, считал себя недостаточно подготовленным. Хотя благодаря своему ясному уму он превосходно разбирался в разных политических вопросах, и, когда перед партией встала проблема Брестского мира и некоторые из товарищей, обладавших более солидным теоретическим багажом, смутились, заколебались, для Камо дело было ясно. Так же обстояло и с поворотом к новой экономической политике, при том, что поворот этот принес ему немало душевных переживаний. Безмерно выводили его из себя то там, то сям дававшие себя знать комиссародержавие и бюрократизм. Крайне требовательный и суровый к самому себе, он открыто в глаза порицал многих власть имущих за их образ жизни».
В прямое продолжение. Камо: «Троцкий? Что о нем сказать? Здорово говорить умеет… Но, знаешь, какой-то не свой он. Как был чужим, таким и остался… Зиновьев? Каменев? Это, знаешь, адвокаты какие-то, не революционеры… Понимаешь, им бы надо в буржуазной республике жить: сказать «левую» речь в парламенте, потом прийти домой, удобно устроиться у камина, кофеек попить, роман почитать…»
Никакого спуска, послабления даже самому почитаемому человеку. «Несмотря на свое большое уважение к Горькому, — продолжает Медведева, — Камо не преминул однажды со свойственной ему прямотой выразить ему порицание. В те годы в Москве находилось еще много меньшевиков, они откровенно фрондировали против Ленина и Советов. Как-то меньшевики устроили банкет, на котором были допущены выступления против внешней и внутренней политики нашего правительства. К сожалению, Алексей Максимович нашел возможным украсить своим присутствием это сборище врагов Советской власти. Камо смело указал Горькому на совершенную им ошибку, и тот с виноватым видом, молча, выслушал эту отповедь…»
Осенью двадцать первого года Камо отправляется в Персию. В мандате сказано: «Для проверки и налаживания работы советских внешнеторговых учреждений». Судя по обширному докладу, адресованному Серго Орджоникидзе — в эту пору руководителю Кавказского бюро ЦК РКП, — деятельность Камо выходит далеко за рамки первоначального поручения. Он колесит из конца в конец по всей Персии, устанавливает связи с ее общественными деятелями, обследует советские консульства в Гиляне и Хоросане, исправляет промахи военного атташе. Помимо всего другого, организует помощь голодающему населению Поволжья. На собранные деньги закупает продукты, семена.
59
Первый Всероссийский съезд транспортных рабочих происходил в Москве с 22 по 31 марта 1921 года. В нем участвовало 1079 делегатов. Двадцать седьмого на вечернем заседании Ленин выступил с речью.