- Хуг-Хогг-Бол-изыди, себе возьми наши горести, нам же оставь наши печали.
-Что здесь произошло? Что все это значит? - вопрошал Уран, в недоумении разводя руками.
-У нас были гости, - отвечал змий, - приезжал твой сын Крон, назвался Иблисом, но я его сразу узнал, и Сабскабу и банду его головорезов проникших к нам в сад. Все это их рук дело, - показал он на кучи мусора.
-Что им было нужно? - гневно спрашивал Уран.
-Откуда мне знать, - отвечал Офион, - твой сын тебя дожидался, рвал плоды с деревьев, пьянствовал, меня угощал. Не знаю, что на меня нашло, только сморил меня старого дурака хмельной нектар, видать возраст берет свое.
-Что ты все кругами, да издалека заходишь! - вспылил Уран, - говори все как на духу, что ему было нужно, зачем явился сюда незваный?
- Не знаю я, не ведаю, Хуг-хогг–бол, - отвечал Офион, - он явился сюда в обличии змия Иблиса, тебя дожидался, разные вопросы задавал, Адама споил, Еву соблазнил, а я уснул и, что произошло потом, не ведаю, видать колдовскими чарами был опоен. А когда открыл глаза, вижу, в саду, будто тайфун промчался, все оборвано, цветы потоптаны, Иблиса и его головорезов нет, лишь Адам с Евою по саду бегают, ветки с деревьев пообрывали, наготу свою прикрыли, стыдятся.
-Неужто и, правда, стыдятся? - вопрошал Уран.
-Еще как стыдятся, будто Фобия-богиня навязчивых страхов, им в голову засела, сидит в мозгах и раз за разом напоминает: вы без одежды, вы раздеты, вы разуты. Сколько я их звал, все без толку, Адам с Евою из чащи сада носа своего не кажут, говорят, наги мы, не одеты, Хуг-Хогг –Бол, - качал головою Офион.
-Понятно, Хуг-Хогг-Бол, - тяжело выдавил из себя старик Уран, присаживаясь на одиноко стоящую скамью у злаченой беседки. - Что у нас еще плохого случилось, - устало интересовался он, - это все неприятности или похуже имеются.
-Еще твой сын со своими головорезами в пруду купался, теперь там вода чернее черных вод Стикса, кувшинки все оборваны, золотых рыбок и тех пожрали, деревья порушены, пальма мраморная, та, что возле запретного гереха росла, сломана. И еще… - он запнулся и замолчал.
- Что еще, говори, - почти отрешенно молвил Уран, - добей меня старика, Хуг-Хог–Бол.
-Сколько я просил тебя, - начал причитать Офион, - отправь ты из сада этих людей, Адама с Евою, одни неприятности от этой человечины. Они из праха взяты, сколько их не корми, сколько не ласкай, а они, «ако алчущие волки», все готовы превратить в прах, понапивались, сломали запретное дерево, Хуг-Хогг–Бол. Из широких листьев Гереха себе одежды сделали, срамные места прикрыли и радуются. Худая голова у этих людишек, Хуг-Хогг–Бол, ума в ней меньше, чем у ракушки. А все это из-за Евы, увидела она, что дерево хорошо для пищи, что оно приятно для глаза, и вожделенно брала она его плоды, и ела, и мужа своего кормила ими, и он ел. А съев плоды, открылись их очи, увидели они, что наги, и сотворили себе смоковные одежды, одели их на себя. А теперь бегают по саду, кричат из чащи:
- мы ели плоды сладкого Гереха и не умерли. Отец нас обманывал, пугал, что умрем, если вкусим запретные плоды, а мы ели и живы-живёхиньки.
-Боже правый и левый, неужели они настолько глупы, что все мои иносказательные запреты понимали буквально, - начал распыляться Уран, понимая, что в душе хранить такой тяжкий груз опасно, его нужно выплеснуть наружу, и тебе станет легче.
Воспылав гневом, встал на ноги.
-Где они! Да я их в один миг сотру в прах земли! - вскричал Уран, пылая гневом.
Да ноги его подкосились, седая борода стала еще седее, руки затряслись, и он чуть было не лишился чувств. Если бы не его верный Офион, не устоять ему на ногах. Он поддержал хозяина, успокоил:
- не переживай так сильно, тебе нельзя волноваться, а то не дай бог еще откроются раны на твоей голове, или сердечко прихватит.
-Все это из-за рыбьего глаза моего сыночка Крона, Хуг-Хогг-Бол ему в печенку, - ругался Уран, - это он соблазнил Еву, это он опоил Адама хмельным питьем, и дерево сломано его рукою, я вижу отпечатки его когтей на всем.
- Не переживай так! Не убивайся! - успокаивал его Офион, - я лично отправлюсь в дальнюю дорогу, привезу новых саженцев Гереха столько, что мы засадим ими весь сад.
-Разве в Герехе дело, - отвечал Уран, направляя свои стопы к сломанному деревцу.
Он шел садом и с горечью смотрел на сломанные цветы, оборванные плоды и плакал, из его ясных глаз капали горючие слезы. Слёзы просолили его очи, и они, воспалившись, стали красными, будто ягоды рябины. Творение его рук, дивный Герех дающий силу, возвращающий молодость, был сломан и засох. Нет, теперь не вернуть ему молодость, видать, пришло время умирать, побивался он, промакивая очи кружевным платочком.
-Не убивайся так сильно, тебе это вредно, - как только мог, успокаивал его Офион, - обещаю, что сам посажу новое дерево, и оно вырастит еще лучше прежнего.
- Много ты понимаешь, - отвечал ему Уран, качая головой. – Когда-то, очень давно, я на этом самом Герехе загадал, что как только вкушу его сладкие плоды, все мои беды и несчастья тут же прекратятся, и молодость снова вернется в мое тело. А дерево, как на грех, долго болело, не приживалось. Помнишь, сколько я за ним ухаживал, ходил, как за малым ребенком, веря в свою примету, и, вот наконец-то, в этом году дождался первых плодов, думал, возвращается вторая молодость. А тут такой грех, такой грех, - раз за разом повторял он, качая головой.
-Может не все так плохо, может не все яблоки они съели, - успокаивал его Офион.
Только Уран не слушал змеиную трескотню.
-Адам, Ева! - звал он детей своих, а те прятались и не отзывались на его зов.
В страхе забились они в дальний угол сада, ибо услышав глас господень, и устрашившись вида его гневного, скрылись от лица бога между частыми деревьями. А он искал их и звал:
- где ты Адам, зачем прячешься, выходи, я хочу тебя видеть.
Адам же, укрывшись меж деревьев, отвечал.
- Отец мой, голос твой сегодня страшит меня, ибо он полон гнева.
-Не бойся, - звал его Уран, - выходи, ты же мужчина, а мужчинам-воинам нечего бояться.
Тогда Адам, не зная как объяснить свою трусость, начал оправдываться:
- стыдно мне выходить из чащи, потому что я наг, стыжусь я своей наготы, потому и скрылся, - ответил он первое, что пришло в голову.
- Кто сказал тебе, что ты наг? - спрашивал Уран, - не ел ли ты от дерева, от которого я запретил, тебе есть?
Адам же отвечал.
-Не моя рука рвала плоды запретного Гереха, это Ева, которую ты дал мне в жены, ела от того дерева, и я ел.
- Не правда! - вскричала Ева из чащи сада, - он сам ел, я его не заставляла. И дерево он сломал, все это его рук дело, - обрушилась она с упреками на мужа.
-Это не правда, замолчи Вавилонская блудница, - завопил Адам не своим голосом, срывая свой позор на жене. - Это ты дала мне запретное яблоко, - оправдывался он.
- Вы только послушайте, что несет этот пьяница, - кричала она на весь сад, - видать совсем мозги пропил, если язык поворачивается обвинять меня в страшном грехе.
Устав слушать их перебранку, сказал Уран, качая головой.
-Ева! Ева! Что же ты наделала доченька, разве я не говорил тебе: не ешь те плоды, а ты ослушалась, ела запретный плод. Иди сюда дочка, покайся в своем прегрешении.
И та покаянно вышла из чащи Рейского сада и припала к стопам бога.
-То змий обольстил меня, и я вкусила сладкий Герех, - оправдывалась она, проливая слезы раскаяния. - Это змий Иблис рвал яблоки, я же к ним не прикасалась, небесами клянусь, так это и было.