- О, волшебный кристалл, на один только миг яви нашему взору облик той прекрасной девы, что украла покой моего брата.
Повинуясь его словам, волшебный сапфир, раскрывшийся, словно цветок лилии, вспыхнул нестерпимым для глаз блеском. По острым иглам яркого огня, бегут, бегут радужные нити призрачных видений, смешиваясь в пестром калейдоскопе образов. Ежеминутно меняя окраску, розовый пучек света сверкал и искрился превращаясь в голографическое изображение прекрасной девушки. Лунный свет, осветивший лицо царевны, играл в самоцветах и драгоценных уборах ее одежд, однако сама девушка была во много раз краше.
Вот она вот воскликнул Океан залившись краской румянца.
- Да, - согласился Крон, - такую красоту не сыщешь на всем белом свете.
А девушка бросила в сторону Океана, взгляд полный любьви и зашептала:
- Милый, знай, люблю только тебя одного.
Едва Лебедь успела произнести эти слова, как тут же чёрная тень украла яркое солнышко, во весь экран возникла ужасная физиономия варвара. Потрясая воображение своим внешним видом, варвар недовольно хмурил брови, грозил им своим кулачищем. От всего увиденного, волосы встали дыбом на голове титана Океана.
- Это ее дядька Черномор, - замахал он руками, - Гак, Мак, Брак, так тебя перетак, - ругался он и умолял брата, - скорее выключай свою машинку.
Только Крону много раз повторять не нужно, такой отвратительной рожи он, отродясь, не видывал, дрожащей рукою захлопнул ящичек, бросил его в ларец, а тот в свою очередь положил в шкатулку, и крепко накрепко закрыл крышку.
- Свят, свят, свят, привидится же такое Гак, Мак, Брак, так его перетак, - ругался он, и руки его дрожали.
- Теперь ты видишь, какой у нее дядька Черномор.
- Да, - согласился Крон, - дева хороша, но вот дядя - просто урод.
- Ты еще не видел ее братьев, те вообще, как на подбор, настоящие чудовища.
- Слушай, братец, - взмолился Океан, - скорее верни мое прежнее обличие. Мне пора возвращаться домой, но в таком насекомом виде, я там появиться не могу.
- Что ты от меня хочешь, - бурчал Крон, пряча шкатулку, - я тебя в такое чудовище не превращал. Чтоб тебе помочь, нужно иметь противоядие - волшебное слово, у меня его нет, - сказал он, как отрезал.
- Сделай же что-нибудь, - молил Океан, заламывая руки, - ты же ученый, у тебя вон столько мудрых книг.
- Это все научные книги и к колдовству не имеют ни малейшего отношения, к тому же, к колдовству я отношусь предвзято, ведь я ученый, а не какой-то там шарлатан.
Океан аж поменялся в лице, зашипел, будто шмель гудючий.
- Слушай, брат ты мой любезный, помогай быстрее и считай, что это я тебе помогаю.
Крон, кряхтя и качая головой, отправился в потайную комнату.
- Гак, Мак, Брак, так перетак, это я ему не хочу помочь, это я ему не помогаю? Гак, Мак, Брак, так перетак, - ругался он, - я только тем и занимаюсь, что помогаю, я уже бегу, скачу и подпрыгиваю, разыскивая противоядие, а он еще смеет меня упрекать в непрофессионализме.
- Какая же ты свинья, - обижено гудел Океан, - посмотри, в каком я состоянии, мне бы принять нормальное обличие, помыться, побриться, а ты свинья чехонская, тянешь время.
Кампа в Ирии
Ализонки, испачканные душистым медом, отправились к реке окунуться, заодно смыть пыл солнечного зноя.
Тишина и благодать бескрайней степи убаюкивала и расслабляла, по чуть протоптанной тропинке девушки, не спешно, двигались к реке Орель. Небольшая полянка, по краям густо поросшая тростником и кустиками камыша, выглядела сказочно, пестрела россыпью степных цветов, от которых невозможно было отвести глаза. Девушки везде и при любых обстоятельствах останутся девушками, разве можно пройти и не сорвать такую красоту, заплести себе в косы венок из синих, красных, желтых и бурых волошек.
Увенчанные цветными коронами степные принцессы на миг утратили ощущение реального времени, они словно сроднились с этой красотой, став таким же прекрасным творением матери земли, взрастившей все живое и эти дивные цветы.
Треск камыша развеял розовые мечты, огромный кабан, срубая своими острыми клыками тростник, выскочил на поляну. От неожиданности Ализонки замерли на месте, вжавшись в землю. Зверь стоял, принюхиваясь, поворачивая в разные стороны свое свиное рыло, высматривал вокруг себя налитыми злобой и кровью глазами. Негнущаяся шея не давала возможности зверю вертеть головой, и эта особенность спасла им жизнь.
Инстинкт опасности и самообороны сработал молниеносно, Табити привстав над землей, слегка свистнула, держа в руках копье и щит. Кабан мгновенно повернулся на зов и получил удар копья в правый бок, медь не смогла пробить толстую кабанью шкуру, древко копья с хрустом сломалось. Зверь пришел в ярость, с визгом бросился на врага, успевшего закрыться щитом, гулко ударил по щиту кабаний клык, удар был настолько сильным, что девушка не устояла на своих ногах, отлетев далеко в сторону.
С боевым воплем - Мансе, Мансе, Мансее на зверя бросилась Эосипа, и кабан, повернувшись всем туловищем, подставил ей левый бок, в который она тут же вонзила жало своего копья. Отплевываясь кровью, громадный зверь завертелся на земле, оглашая истошным визгом всю округу, и через миг на его визг, выскочило не менее десятка крупных кабанов. Звери опрокидывали Ализонок, топтали их ногами, истошно визжа. Гипероха, Лаодика и Панфесалия отбивались от зверей мечами, пытаясь сдержать их безудержный порыв. Крупный зверь, буквально сбил с ног Кампу, и она едва успела закрыть свое тело щитом, когда он принялся топтать её копытами. Озверело хрюкая, он тянул к ней свое рыло, топтал, бил клыками о щит, стараясь пробить крепкую броню. Лежа на земле, Кампа сумела изловчиться и нанести ему удар прямо в сердце. Кабан тут же рухнул на землю, и затих, обливаясь кровью.
Победа, можно ликовать, но не тут-то было, кругом идет бой и не шуточный. Бросившись на помощь Табити, Кампа отвлекла внимание зверя, а кабан резко повернулся, чтобы взглянуть на нового врага. Этого мгновения хватило Табити, чтобы ухватить секача за заднюю ногу и погрузить свой кинжал в его бок. Обливаясь кровью, кабан вырвался от нападавших, хрюкая и визжа бросился уносить остатки своей жизни в заросли камыша. Подчиняясь зову вожака, за ним устремились остальные свиньи, бросив на земле несколько окровавленных тел своих сородичей.