Подземный лабиринт, сработанный самой природой, был стар, ветх, вот-вот мог завалиться, придавив своей тяжестью Хоронщика и всех обитателей чистилища. Антифада тупиков и коридоров была огромна, обойти ее не хватит самой жизни, многие переходы и тупики были обрушены, так что тащить Перунов камень пришлось окольными путями. Наконец, не выдержав изнурительного труда, камень бросили в одном из глухих тупиков лабиринта, а воинов, которые просто задыхались от кислотного запаха подземелий пришлось оставить там же. «Ожидайте нас тут» - приказал тиран, бросив их на произвол судьбы. А сам с горстью приближенных растворился среди безмолвных тупиков каменного мешка, где блуждали тени умерших, да слышались их слабые потусторонние голоса. «Куда мы идем?» - интересовался Феникс у Крона. «В гости» - ответил тот, ускоряя шаг. К кому в гости, думал-гадал Феникс, неужели к самому чистильщику Яме? Но он ошибался. У Крона были личные мотивы побывать в Тартараре. Он хотел хоть одним глазком взглянуть на свою бывшую любовь Кампу. Всем же обьяснил так: «старика надо проведать, а то как-то не хорошо получается. Узнает Тартар, что мы были в утробе земли, а в гости не зашли – обидится». Так, рассуждая, они продвигались в мрачных владениях чистильщика Ямы, в черной пустоте его жилища, где сама темень бесконечного мрака могла показаться солнечным светом. Надо заметить, что путники немного сбились с пути, а если говорить точнее, они совершенно потеряли ориентацию в пространстве. Где бродили, куда шли, сами не знали, не ведали. И это неудивительно. Антифада тупиков и коридоров была огромна, причем многие переходы и тупики были обрушены, по этой причине приходилось постоянно петлять, обходя преграды. И вот, когда, казалось, угасла всякая надежда выбраться отсюда, вдали неожиданно блеснул лучь надежды. И тут же их взору открылась надпись, высеченная на одной из медных стен Тартарары. Надпись гласила следующее: «Здесь покоится тело великого правителя Тарона, очерствевшего телом, охладевшего душой, пронзенного мечем справедливости». А чуть поодаль висела табличка, а на ней начертан знак – череп, перекрещенный костями - что означало «стой! дальше нет пути». Необычным был этот отдаленный уголок чистилища, какой-то совсем неправильный и страшный, одним словом, гиблое место. Тут то и покой никто толком не мог обрести. Одни только мучения. Но это там впереди, а тут, прямо перед самим склепом Тартарары, выстроились как на параде целая армия грозных воинов Джинов, Пери, Гули, Ифритов и Шейтанов, словно принадлежащих иной эпохе. Они стояли в полном безмолвии, и все как на подбор окаменелые телом с очерствевшей душой. Шесть тысяч пеших воинов при оружии и в боевом одеянии стояли ровными рядами, зорко охраняя владения царя Тартара. Они служат ему эскортом во времени, защищая вход в этот каменный мешок. «Кто эти зачерствевшие глиняные души» - спрашивал любопытный Сабскаба. «Это Ушебти - маленькие фигурки, сделаные из камня, глины или дерева. Их предназначение - помагать усопшему в загробном мире, охранять его покой» - объяснял Крон благодарным слушателям. «Ничего себе маленькие, три метра ростом!» - присвиснул Сабскаба. «Не свисти, дурак» - зашикал Крон, «это же воины Ушебты, стража царя Тартара. Проснуться – зашибут». «Может, не ходить туда» - предложил Феникс, «а то еще этих Ушебти разбудим». «Так мы туда и не пойдем» - успокоил их Крон. «Я вообще планировал зайти с другой стороны, но сбился с пути». И путники осторожно, почти бесшумно, начали обходить медный склеп Тартарары с правого боку, поминутно оглядываясь по сторонам, будто хотели получше рассмотреть жилище царя Тартара. А склеп то сам диковинный, со всех сторон медью оббитый, а углы серебряными шинами оторочены, куда ни взгляни - медь кругом красна-зелена от едучих испарений и тяжкого духа. А потолки не хуже стен медью крытые и окон видимо-невидимо, из каждого оконца сторукие Гекатонхейры да одноглазые Циклопы выглядывают, тарелками стучат, еды просят, добавки требуют. Друг у друга куски мертвячины прямо изо рта вырывают, и все галдят, подобно желторотым птенцам ждущим корма от отца, матери. «Неужели это мои братья?» - думал Крон, пытаясь рассмотреть детей мотери Геи от царя Тавра, он даже вспомнил их имена. Одноглазых циклопов звали Бронт, Арг, Стероп. Имена Гекатенхейров он помнил смутно,( по правде говоря недолюбливал изза их непомерного роста) кажется, одного из них звали Верни-гора, второго Круты-ус, третьего Вырви-дуб. «Как их зовут?» - переспросил он у Феникса. «Дубыня, Горыня, Усыня» - отвечал посол. «Может высвободить их отсюда» - подумал Крон, «все же братья они мне по матери», но в слух сказал иное. «Пойдем скорее отсюда, пока мои братья нас не заметили, смотри как они мертвячину обгладывают, вместе с костями пожирают, для них родной братик будет лучшей закуской». Одноглазых Циклопов и сторуких Гекатонхейров кормили две демоницы, из большого котла они вылавливали куски мяса, и рассыпали по тарелкам. «Боже правый и левый, чем их тут кормят» - шептал Сабскаба, мысленно представляя какова эта пища на вкус. «Нет, я бы такую пищу даже под пытками не ел» - молвил Сабскаба с отвращением. «Прикуси язык» - посоветовал Крон, «сторукие Гекатонхейры и одноглазые Циклопы - ребята по круче тебя будут, и то смотри как уплетают». «У таких поваров будешь есть все, что дадут» - заметил Феникс, указывая рукой в сторону демониц. И правда, таким в лапы лучше не попадаться, а грозны, а злобны, просто в дрожь бросает. Сами видом ужасные, у каждой в руках плеть, чуть что не так - бьют сторуких по чем нипопадя, по головам их безрогим стучат, уму разуму научают. «Смотри» - молвил Феникс, «эту демоницу я знаю, это Тсифона, которую царь Киферон иза непомерной любьви заточил в бездну подземелья. Это ж надо как ее изменила среда обитания. Когда я видел Тсифону в последний раз, она вглядела лучше. А теперь всем своим видом она напоминала коршуна с мордой оскалившегося чудовища, цвета мясной мухи, пожирающая плоть и мясо мертвецов». «А вон та демоница с головой, будто живая копна змей, у них за главную» - молвил Сабскаба, все еще представляя какова на вкус пища, которой она кормила узников Тартарары. Крон всмотрелся в ее лицо и ахнул: «Да ведь это же моя Кампа!» Он смотрел, не отрываясь, на ту, которую любил больше всей своей жизни, ту которую искал и потерял на всегда. Ее сильное тело утратило вызывающий полет юности, но еще оставалось безупречным. Годы прибавили твердости в очерке губ и щек, но шея (самая слабая перед временем черта любой женщины) по-прежнему гордо держала голову, подобно колонне мрамора. Твердость в ее сильном теле, резкие сильные движения рук, размахивающих плетью, говорили о том, что ей на глаза лучше не попадатся, а то еще узнает. Кампа грозно рычала на каких-то невиданных существ, которые бегали вокруг нее, дрались за миску с похлебкой. Мохнатые фигурки с кривыми ногами и длинными закручеными рогами казались безликими, ибо лица этих мохнатых творений расмотреть было невозможно, их скрывала пелена тумана из кислотных испарений. «Давайте отсюда сматываться пока нас не заметили» - предложил Феникс. «Правильно» - согласился Сабскаба, «радость здесь - горе там, отруби им - муку нам. Давайте зайдем с другой стороны, так сказать, не в бровь, а в глаз». Давайте согласился Крон скрипя горлом. Бросив прощальный взгляд они двинулись окольными путями, стараясь ступать как можно осторожнее, хотя дорогу разобрать было невозможно, из-за кромешной тьмы ядовитых испарений. Эхом разносились в лабиринте тоннелей, звуки их шагов и короткие всплески капающей с потолка едкой влаги. Кислотные испарения скапливаясь у потолка, конденсировались, а затем падали в лужи зеленоватой жижы. Пока они шли, их сопровождали скребущиеся звуки и легкое шуршание когтистых лап. Это были граи - пожиратели тяжелых душ. Они шныряли вокруг и около в поисках пищи, выискивая себе легкую добычу. Граи были неотьемлимой частью любого чистилища, они выступали в роли усердных палачей-падальщиков, творили закон по некоему потустороннему уголовному кодексу. Тяжелые души всегда были лакомым кусочком для грай. Изловив такую душу, они перво-наперво принимались истязать жертву, наслаждаясь видом мучений. Надо заметить, что все, кроме тирана боялись грай о трех головах о двенадцати хоботах и часто пугались, когда те время от времени, внезапно выскочив из под ног, с визгом и писком мчались прочь. Лишь только Крон сохранял спокойствие, он знал, что это - лишь эфирные сгустки материи, обличенные в оболочку страха и прочих гадостей. Стоило ему только метнуть свой грозный взгляд, как граи тут же прятались, украдкой выглядывали из-за укрытий и снова ищезали в только им одним известных тупиках и переходах лабиринта. Ну вот и конец - тоннеля длинною в жизнь, путники вышли на открытое место. Это была небольшая пещерка, сплошь увешанная причудливо свисающими сталактитами и такими же зелеными сталагмитами, чуть освещенная фосфорическим сиянием земной породы. Вот так чудеса! И это на краю мироздания, в самом отдаленном уголке чистилища. Вернее, в самом его дальнем, и никогда неиспользуемом заброшеном тупичке. Только случайно забредшая душа могла попасть сюда, да и то находила свою неминуемую гибель, настолько сильным была вонь от едких кислотных испарений, и каких-то ядовитых газов, исходящих из недр земли. От расплывчатого свечения сталагтитов и сталагмитов стало намного светлее. «Куда мы попали?» - интерсовались путники, всем своим нутром ощущая, что это место не сулит им ничего хорошего. И правда, в этом отдаленном уголке мироздания, больше похожем на душегубку, насквозь пропитанном кислотными испарениями, жить могли разве что бактерии. «Тут, за медным забором, находится склеп самого царя Тартара» - обьяснил Крон, отворяя небольшое окошечко вроде корабельного лючка, закутанное в туман неслыханных ужасов и омерзительных кислотных запахов. С большим усилием ему удалось отворили окно, через которое они смогли взглянуть в небольшую оббитую медью келию. И тут же зловонно кислотное испарение вырвалось из стесненной гробницы живого мертвеца. Оно сильно ударило в лицо, в нос, забило памороки, и чуть не свело с ума. Через время, свыкшись с едкими запахами, они с нескрываемым любопытством принялись шарить глазами по этому загадочному, потустороннему помещению, расматривая незатейливую обстановку, мебель, столы, стулья, лавки, предметы быта и домашнюю утварь обитателей Тартарары. Стены, пол и потолок покрывали позеленевшие медные листы железа, вся обстановка и само помещение отражались в них, будто в калейдоскопе призрачных видений и фееричных образов. Кто бы тут мог выжить, думали гадали путники, пытаясь сквозь блики отражений рассмотреть обитателей Тартарары. И тут их глаза встретились. Эти глаза напротив буравили их пронзительно тусклым потусторонним взором. «Свят-свят-свят» - шептали путники, прикрывая очи. А глаза напротив неотрывно следили за ними и даже не моргали. Сквозь мириады отражений со всех сторон на них смотрели большие впалые глаза тысячеликого владыки Тарона - царя счастья, как его когда-то величали подданые. «Неужели это он?» - буквально выдавил из себя Феникс, рассматривая то, что осталось от некогда великого правителя. А вид у него был и в прямь не очень. Короткие кривые ноги поддерживали высохшее костлявое тело, представляющее собою комок сухожилий, и такие же длинные костлявые руки, увитые драгоценными перстнями. Старик буквально зарылся в свою рыжую бороду, ибо она отросла такой длины, что он опоясывался ею, словно кутался в одежды. Впалые глазницы выцвевших глаз и лицо, несущее глубокий отпечаток покорности своей судьбы и скуки. Вселенская скука прочно засела в хрусталиках его глаз, которую не могло прогнать даже искренее, живое удивление, вызванное открытием окна. «Откуда сквозняк? Кто отворил окно?» - ворчал старик часто и невнятно. «Я спрашиваю, кто напустил сквозняков – пты, совсем на гол, рех, но, лех, закрул, шмыг, форт». «Что с ним? Параноя, бред, или он умирает?» - спрашивал Феникс. «Нет» - отвечал Крон, «мы пришли вовремя, он еще долго будет жить…».Старик сделал несколько неуверенных, странных движений, здороваясь протянул руку к гостям, и все оцепенели от ужаса. Это была даже не рука, а некое подобие мертвячины. Кисть скелета, каждый палец которой был унизан драгоценным камнем, вот такой величины вот такой ширины, что с трудом пролезала в окошко. Но делать нечего, нужно здороваться, раз пришел. Крон был не из брезгливого десятка, но поздоровавшись начал судорожно размышлять, где бы помыть руки и желательно с мыльным корнем, но такой возможности не было, и ему пришлось вытащить из дорожной сумки гостинцы – подарки. Незаметно вытирая руки о свертки и пакеты с незатейливой снедью, протянул их старику. «А мы с подарками» - объявил он во все услышание, развязывая тугой узел. Из переметной сумы тотчас же выскочил красивый, белый петух, влетел в окно, устроился на мраморное ложе, поднял голову, встрепенулся крыльями и весьма громко запел «Кукарекуууу», чем несказанно обрадовал старика. «Зачем он мне?» - спросил Тартар. «Я принес эту птицу для того, чтобы Вам не надо было каждую ночь ходить искать день, обьяснил Крон. Петух будет приносить день прямо в дом, и Вам не прийдется так уставать. Вы устройте его на ночь где-нибудь повыше и ждите. Если петух пропоет в первый раз – значит день еще далеко. Как пропоет во второй раз – значит день близко. Как пропоет в третий раз – значит день уже тут на дворе». Тартар многозначительно скривился и ответил: «Я издавна не переношу громкоголосых звуков, и немогу принять столь назойливого крикуна, да и к чему он мне». «Чтобы будить тебя на рассвете» - отвечал Крон. «Я не встаю на рассвете, а время сна я и так не просплю». Тогда Крон произнес короткое заклинание «Итчоп переданы, итреч переверданы чох чох чох», и петух вдруг взял и сменил свой окрас, полиняв из белого в лилово-сиреневый цвет с фиолетовым отливом. Отныне он не потревожит тебя своими криками, только будет менять свой окрас, переливаясь словно саламандра. «Зачем мне еще одна саламандра?» - ворчал старик, «мне и своей нечести хватает. Ты бы Крончик только знал, сколько здесь всякой всячины ползает, присмыкается и копошится в этом затеряном уголке мироздания. Ну да ладно, пусть остается. А там у тебя что в свертках?» «Вот» -протягивал Крон свертки, бурдюки и пакеты, «вон в этом пакете вяленая саранча и сушенные кузнечики, а в другом - травяной сбор, там и чебрец, и полынь, и розмарин, корица, чертополох и много чего на случай болезней, простуды или насморка. А в этом бурдюке - напиток богов Спиритус. Я сам его варил, на травах настаивал, очищал-фильтровал, змеиными ядами пролуживал. Лучше любого элексира и целебных капель. Такой вкуснятины ты еще не пробовал». С этими словами он откупорил пробку и, налив спиритус в кратер, предложил старику. Тот выпил одним глотком и тут же весь как-то сморщился, скрутился, сжался в комок, а затем сплюнул. «Какая гадость. Фук Нук Пук. Настойка на клопах» - сказал он, закусывая вяленой саранчой. «Как вы такую гадость пьете там наверху, разве это питье достойное богов? Вот я тебя угощу, ты лучше моей настоечки попробуй». Сказав так, Тартар воровато оглянулся по сторонам и сделал знак, чтобы и те соблюдали тишину. «Тшшшш шшш ш тишшше» - прошипел он, чтобы моя женушка-Кампочка не увидала, а то такой вой подымет, что просто уши закрой, глазки прикрой, ложись и туши свет. А если она начинает брыкаться, тогда только держись. Он достал из-под кровати сосуд голубого обсидина с алебастровой белой крышичкой, осторожно влил его содержимое в небольшие кратеры зеленого шифера, величиной напоминающие наперстки. Жыдкость, котору Тартар наливал в сосуд, дымилась зеленоватым дымком, резала нос и выжигала глаза колючим кислотным запахом. Только это, казалось, не страшило старика. Он аж подпрыгнул от предвкушения, самодовольно потирая руки, протянул Крону наперсток зеленого шифера. «Испей и ты моей настоички». От ужаса и страха у Крона перевело дыхание. «Да ведь это же солянка. Соляная кислота» - сказал он пугаясь, если ее выпить, сразу смерть. «Что ты понимаешь» - бурчал Таратар. «Это не солянка - это царский нектар, тут не только соляная, но и азотная, и фосфорная, и ортофосфорная кислота а для аромата добавлено немного плавиковой эсенции. Я их лично собирал вон с тех сталактитов, смешивал, сбраживал, настаивал и дезактивировал. Вот сколько ее у меня, все потолки пропитаны, разъедают кислоты медные стены, их уже давно нужно асбестом перекрыть, чтобы на голову не капало. Сделай милость, пришли кого-нибудь из мастеров Тельхинов, чтобы крышу поремонтировали. Только передай там кому следует, чтобы этих халтурщиков Ардунавандунума, Анхесенпаамма, Уиндмиллхиллцама, Мушхушшунанайта, Патиниоттинита и Кецакоатлибобо больше не присылали.» «Ладно» - согласился Крон, «только пить я это не буду». Тартар аж скривился от неуважения, стал настаивать « А я тебе говорю, пей н