ть головастика Шкрека ровно через семь дней. Решив, что дело сладилось, довольные жабы попрыгали по своим болотам - и делу конец» - молвил Уран и замолчал… «А что же царевич Шкрек?» - спросил Крон, который совершенно не знал этой истории, и ему не терпелось узнать, чем все закончилось. «А головастику неожиданный успех так заморочил голову» - молвил Уран, с укором посмотрев в сторону сына. «До этого времени ни одна уважающая себя жаба его не замечала, а теперь каждый здоровается, подлащивается к нему. Окрыленный успехом, головастик решил на протяжении всех этих семи дней, что остались до коронации, устроить веселое гуляние, пригласил на празднество всех своих новых друзей, и устроил пир на весь мир. Такого празднества еще не знал весь жабий свет, лучшие из лучших барабанщики, танцовщицы и музыканты развлекали гостей, а какой там был банкет, какие там были биточки из комариков, зажареных на пальмовом масле, просто пальчики оближешь. А сколько мохнатой живности: мотыльков, стрекоз, одутлов, мух да оводов - они забили, чтобы накормить гостей, просто уму непостижимо. А еще на дворе стоял огромный чан с пьянящим соком из желтых одуванчиков, и все пили из него пока в них влезало, танцевали и веселились, а головастик Шкрек больше всех. В песнях и плясках прошло шесть дней, и он расхвастался до того, что начал болтать, что станцует лучше самого знаменитого танцора, сказав так: «Шкрек взялся за дело». Жабы ему в ладоши хлопают, подбадривают, а он еще сильнее танцует, прыгает и так и сяк, предполагая, что он - самый лучший танцор во всем жабьем царстве. А по правде говоря, был он совсем не танцор, ему все время что-то мешало, по этой причине он часто спотыкался и падал. Прыгал он так, прыгал он сяк, пока со всего размаха не упал в помойную яму да и поламал себе лапки, слишком тоненькие они у него были. Вытащили его из помойки, отнесли домой и положили в кровать. Лежит головастик, все его тело болит, но больше всего голова и хвост. На седьмой день должна была состоятся коронация, да не состоялась. Даже у жаб существует закон, за которым жабы с видимыми увечиями то ли тела, то ли разума, не могут быть царем. Так и не одел он корону, досталась она более мудрому». Долгая пауза немой сценой прокатилась по залу Мегарону. Многие понимали, к чему клонит старик-громовержец, но вот к чему именно для них оставалось загадкой. «На что ты намекаешь?» - вскипел Крон. «Ты думаешь, если я хромаю, значит и душа у меня худая, прогнившая насквозь?» - с вызовом обратился он к отцу. Только Уран остановил его жестом. «Я о тебе еще ничего не сказал. Но теперь слушай и ты, дрожайший мой сын. Благодарю тебя, что ты оказал нам честь явиться сюда и развлекать нас своими хвалебными речами. Но если бы ты слышал себя со стороны, то узнал, насколько режут слух твои слащавые увещевания. К тому же еще час назад мне докладывали, что ты болен, тебя бъет озноб от пучи, кручи, млечи и трясучи. Если это так, тогда иди лечись, ведь кремневый серп в твоей руке совсем не похож на лекарство». «Не ожидал я от тебя, отец, таких обидных слов» - вырвалось изо рта у Крона, который так и скрипел зубами от обиды. «Ты, наверное, ждал, что тут тебя угостят медовым пряником» - остановил его Уран, «твое признание в любьви к царице Рее больше похоже на приговор, на угрозу». «Э-э-э» - мямлил Крон, пытаясь отыскать нужные слова. Только Уран уже не слушал его, он обратился ко всем присутствующим в зале с такой речью. «Закон справедливости исключений и скидок не дает ни кому, даже богам не допускает поблажек. Как сам ты поступил с другими, так, будь уверен, поступят и с тобой, - это закон небес. Как я могу позволить тому, кто на словах прикрывается медом поэзии, обещает всяческие блага, а в душе своей - грубый, наглый, заживо сгнивший полудемон–полутруп, на струпе струп, покрытый паршой и проказой, который хочет силой овладеть страной, но никак не сердцем моей дочери, и сделать ее нещастной. Нет тебе моего согласия!» -метнул Уран в его сторону гром и молнию, и прокричал: «Убирайся прочь! Иди отсюда, козлище! Излечи свою черную душу!» Крон просто рот открыл от удивления. А отец посыпал его не горохом, не полбой, а тяжелыми словами укоризны. «Ты клялся, что из всех существ тобою любимых, сильнее любишь ту, что воспитывалась с тобой одной грудью. Я не верю этому! больше всех на свете ты любишь самого себя. Убирайся прочь! Не будет тебе моего благословения. Рея выйдет замуж по обычаю Сваямвари – сама изберет себе мужа, это мое последнее слово». Прийдя в себя Крон нашелся чем ответить. «Видит бог, мне все это слышать очень больно», при этом его лицо пылало гневом, глаза сверкали странным, стекляным блеском, а голос перешел на срывающийся крик. «До каких пор меня будут наставлять эти дряхлые черепа! Эти ученые старцы!» - брызгал он слюной. «Мне в обед тыща лет, а мне все еще не дают вздохнуть свободно. И все же я надеюсь, что голос разума снизойдет в Ваши заплесневелые мозги, отец. А насчет моей любьви, я отвечю так. Не смейте касаться своими грязными лапами моих искренних чувств, я даже на миг не могу себе представить, что разлюблю когда-нибудь свою сестру, и даже если ее красота поблекнет, то и тогда я не смог бы ее разлюбить». С каждой минутой страсти накалялись, вот-вот должна была произойти развязка. «Ты чужд любьви» - вскричал Уран, «твое сердце из метала, который не растопит даже жаркое горнило огня. Убирайся отсюда кривоногий черный козел! Иначе я прикажу схватить и лишить тебя жизни, своими руками низвергну тебя в бездну Тартарары». При этих словах Уран поднялся с места и двинулся на сына, грозно размахивая своим царственным жезлом. Еще миг, еще один взмах - и он разнесет ему голову. Поняв, что дело приняло нешуточный оборот, Крон попятился к выходу, на ходу выкрикивая команды своим ученикам-Акусматикам. «Хватайте его! Держите! Вяжите!» А Уран, размахивая жезлом, преследовал его, но пробежать смог всего несколько шагов, кто-то бросился под ноги, сбив его на мраморный пол. С горохотом опало на мраморный пол тело бога, несколько Акусматиков, словно плети, повисли над распростертым божичем, крутили его веревками по рукам и ногам. Крон в начале бросился бежать, а затем, сообразив, что Уран свергнут на пол, снова обрел мужество и, подскочив к отцу, пытался сорвать с его головы Урий – змеиную, трех-головую корону. А та за многие тысячелетия буквально вросла в кости черепа и никак не хотела отрыватся. Тогда Крон занес над отцом свой окровавленый серп, пытаясь срубить Урий, украшавший переносицу царя. Он бил ожесточенно, сначала по одной из змеиных голов, затем рубил вторую, только все было тсчетно. Серп, высекая искры, отскакивал от короны, не причиняя никакого вреда. Смех громовержца, будто раскат грома, прозвучал в этом замкнутом пространстве зала Мегарон. «Услыште меня небесные Сварожичи, - прокричал Уран хрипя горлом, знаетели вы, что эти демоносы, созданые из глаза моего, замыслили против меня злые дела? Да будет проклята рука, поднявшаяся на отца.» Он высвободил руку и, сорвав с головы одну из трех Уриев, швырнул свое божественное око в толпу сгрудившихся Акусматиков. Божественное око Урий ударило ученика Гора в голову и пристало к его голове. Сколько он не пытался его сорвать, ничего у него не выходило, теперь Гор мог по праву щитатся великим царем. Крон же, не ожидавший такого поворота событий, просто оторопел. «Пусть моя корона не достанется тебе, злодей!» - вскричал Уран, срывая с головы второй божественный Урий и снова бросил им в толпу смутьянов. И о чудо, Урий снова прилип к голове Гора, теперь у него власти было больше чем у всех остальных демоносов ойКумены. Ужаснувшись, Крон отскочил в сторону и скорчил такую отвратительную рожицу, от которой Уран буквально залился громким смехом, потрясая своды дворца. «Что, недоносок, не досталась тебе корона» - кричал он ему, «так знай же, что и третья Ура тебе не достанется». Уран поднес руку к своей голове, чтобы сорвать последнее божественное око из царской короны. И в этот миг Крон, словно очнувшись от оцепенения, сделал шаг. Гнев затмил его рассудок. Трудно боротся с гневом, чего он захочет ради того, не пожалеет жизни, ни своей ни чужой. Для гнева нет разницы, что жизнь, что смерть, юность, старость - все едино. Крон бросился к отцу, занеся над его головою остро отточеный серп, и прокричал: «Обезглавлю тебя, глупый старец!» Древний кремень серпа, на которм запеклась первородная кровь земли и неба, со свистом рассек воздух. Всю свою силу вложил он в этот чудовищный удар, и тут же фонтаны крови брызнули во все стороны. Кремневый серп пожал еще одну жатву, оскальпил, снес с головы отца последний Урий, и он, отскочив, покатилась Крону под ноги, окропив кровью мраморный пол дворца. Удар был такой силы, что тело бога в миг обмякло, в его божественном мозгу случилось завихрение. Но он все еще не утратив способности сображать, широко раскрытыми очами смотрел на голубую кровь, перепачкавшую ему руки, застилающую лицо. Пред его глазами кружились радужные цветом видения, сотканые из мириады цветов, дождь из искр и блестков всех цветов радуги, какого-то дивного и таинственного аромата с привкусом крови, который просто сводил с ума. «Я знаю», шептали губы старика громовержца, «моя эпоха закончилась, а с нею увял и цветок мой жизни, но коль скоро так вышло знай же… В твою эпоху будут преобладать зло и мороз, а произростать будет только дикий глод, сорняки, колючки, обман, насилие, измена, ложь и воровство. Честным демоносам не будет житья, а такие злодеи, как ты, будут добиваться власти и успеха.» Крон почти не слушал старика, схватил златой Урий и тут же водрузил его на свою голову. Под тяжестью божественной короны, кожа на его лбу собралась складками, что придавало новому царю несколько комичный вид. Стараясь удержать на голове царственный венец, он выпятил челюсть и прошипел: «Замолчи, мерзский старик», и угрожающе замахнулся окровавленым серпом. «Молчи, иначе я зарублю тебя», кричал он что было сил, и руки его дрожали. Уран слабел, силы оставляли его, пред глазами плыли видения, образы сменялись миражами. Искаженное оскалом, лицо Крона вытягивалось и гримасничало в жутких, извращенных образах, и он пытался гнать их от себя, отмахивался рукою. «Прочь! Изыди!» «Замолчи, мерзский старик» - угрожал ему Крон, «иначе смерть». Угрозы уже не страшили бога, ибо он умирал, последнее, что он сумел вымолвил, было проклятье: «Пусть будет проклята рука, ударившая отца! Я призываю священных предков преследовать тебя смертью и разорением, голодом и чумой. Ты недостоен быть богом» - шептали слабеющие губы старика, «твое обличие - облик змия и шкура крысиная. И будешь ты тысячу лет ползать на брюхе своем, искать пропитание мышей и змей себе подобных. И еще тысячи лет будешь искупать свои прегрешения в склепе стона. И стон твой будет для моего сердца усладой» - это было последнее, что успел сказать Уран, ибо силы окончательно покинули тело. Издав вздох боли, он лишился чуств, а воины, которые держали льняные веревки, вдруг ослабили свою хватку, ибо испугались тех перемен, случившимся в теле Урана. Его ноги стали похожи на тонкие палочки, руки усохли и скрючились, тело сморщилось и потрескалось так, что казалось он вот-вот готово развалится на части. На его голове, где прежде росли царственные Уреи, появились радужные перья, они сжались в комок и выпорхнули из окровавленой раны. А кровь??.. лужей растекшаяся по мраморным плитам…. Спустя какоето мгновение случилось чудо, голубая божественная кровь отца…. вдруг отделилась от пола, преобретая очертания девы первозданной красоты. Высокая, стройная, с нежными чертами лица, с мягкой волной золотых волос, будто венец лежащий на ее пестротропной голове, явилась в этот мир богиня Афродита. Сбылось предсказание. «Это – Афродита» – крикнул кто-то из гостей, «родилась таки пестротропная». И правда, это была она - пестротропная богиня, а над нею кружились птицы дивной красоты, сотканые из осколков божественной души Урана-громовержца. «Что это?» - вскричал Крон в страхе. «Неужели его душа отлетела?» - кричал он вполне искренне. «Неужели я убил своего отца?» При этих словах он упал на колени пред лежащим, все еще сжимая окровавленый серп в своей руке. «Отец очнись!» - тянул он его за полы одежды, и слезы капали из глаз, но тот лежал бесчувственной массой. Лишь из раны на его голове сочилась голубая кровь, да частицы души истекали из тела. «Убирайся прочь! не прикасайся к нему своими грязными лапами. На них запеклась божья кровь» - вскричала пестротропная Афродита, оттолкнув его ногой, и тут же воспарила над сводами дворца, где ее поджидала эфирная колесница, сотканая из радужных цветов. Сжимая в своих руках поводья колесницы, в которую были впряжены сотни пестротропных птиц, она облетела по кругу зал Мегарон, успев заглянуть каждому в немигающие, полные страха очи и умчалась прочь. Легкий, ласкающий ветерок принес ее на остров Кипр, где она канула в море, превратившись в морскую пену, будто и не было ее никогда. Лишь спустя века, когда закончиться власть Крона, прекраснотропная Афродита снова возродиться из морской пены и света звезд, отчего в народе ее назовут Кипридой. Совладав с собою, Крон, как и подобает великим титанам, первым вышел из оцепенения. Сабскаба, помогая ему подняться на ноги, шепнул: «Подобно тому, как лев питается ослом, так и добро питается злом. Собирись с духом, доведи задуманное до конца. Ведь ты стал правителем огромной страны» - поучал он его, поправляя одежду, вытирая с лица запекшуюся кровь. Крон осмотрелся вокруг, строго взглянул на присутствующих, затем на отца, лежащего в луже крови и выдал свой первый указ: «Повелеваю удалить Урана от дел, сослать его в страну Пунт в землю Медиамскую». И стража тут же бросилась исполнять приказ, подхватила размякшее тело и унесла прочь. Лишится божественных Уриев, значить стать уязвимым, беззащитным и слабым, все это в один миг произошло с богом Ураном. Оскальпив отца, лишив его божественной короны, Крон сделал его одним из мириада смертных демоносов. И теперь ему только и оставалось, что доживать свой век в ожидании смерти. Он умер не сразу. Не умер и в тот миг, когда острый серп лишил его божественных Уриев, он просто сжался в комок в предчувствии скорой смерти, а она, словно и не ведая о его существовании, знать-не знала дорогу к его телу. Он лежал без чуств, слыша голосящее рыдание дочери Реи, проливающей слезы на его груди. Слышал яростную ругань и перебранку Крона с его учениками, лающими друг на друга за обладание божественой короны, слышал шум и гам гостей, да топот их копыт, гулко ударяющих о мраморный пол. Все это мелькнуло в его сознании, словно тень вчерашнего дня. А затем его словно покойника подняли, и уложив на простыни, куда-то несли. И вот в этот самый момент он действительно умер. Он умер не физически, умер духовно. Так великий бог, основоположник рода титанов, оказался низвергнут со своего престола, уступив власть сыну. При переходе из одной эпохи в другую меняются условия, старый мир рушится и зарождается новый. Ниспровержение Урана в свою очередь открывало возможность дальнейшей смены поколений богов и совершенствования божественных властителей мира в духе демонизма, антропоморфизма, упорядочености и правопорядка. Небо и земля до этого мыслилось как единое целое, мать и сын, муж и жена, были едины в своем первородстве. Теперь же Уран и Гея неразрывно связаные одними узами, разделились на веки.