Выбрать главу

Падаю на песок. Выплевываю песок изо рта. Он всюду. Во рту, в ушах, в глазах. И ещё невыносимая боль в правом предплечье. Кость торчит, зловеще натянув обожженную солнцем кожу, а рука моя болтается где-то на уровне колена.

Пашка бледнеет от такой анатомической красоты и пытается оттащить меня к ближайшей дюне. А любимый мой драйвер Муй, с которым мы знакомы без году неделю, только цокает языком.

Нам нужно на «Орлову» к судовому врачу Жене. Но добраться до машины, у меня просто не хватит сил. Да и появляться на теплоходе в столь жалком виде не хочется.

— Паша, поезжай с Муем в порт и объясни Евгению ситуацию.

— Шеф, а как же ты?

— Павлик, уже не утону…

По мокрому песку носятся морские рачки и прочая живность.

На вершине холма белеет вилла «Моник». Шестая жена Нородома Сианука наполовину то ли итальянка, то ли француженка, а наполовину вьетнамка из Сайгона, профессиональная танцовщица и красивая в молодости женщина умела жить с монархической роскошью. Правда, после государственного переворота стала позировать перед репортерами в «особых районах Камбоджи» в компании верхушки «красных кхмеров».

Красный принц и красная принцесса — та ещё парочка. Политические эквилибристы.

Стараюсь думать о чем угодно, только бы не смотреть на изувеченное предплечье и не потерять сознание от накатывающей волнами боли.

А как всё прекрасно начиналось! Какие прыжки совершали мы на гребне волны! Но за всё нужно платить.

Не стоило мне пить белого сухого вина у хлопцев на «Морском-20». Заехали мы по дороге на пляж к причалу, где пришвартовался сухогруз. «Морские» нам с Пашкой всегда были рады. Когда они швартовались в Пномпене, мы с ними почти не расставались. А тут встретили Сашу Литовченко — капитана «Морского-20» и его помполита Виктора Заслонова. У моряков есть «тропическая норма». Сухое вино в какой-то степени защищает от радиационных лучей беспощадного тропического солнца.

Хлопнули по первому стакану. Спрашиваю Витьку, что у него с левой стороной щеки. Такое впечатление, что кожу стесало наждачной бумагой…

— Неудачно поднырнул под волну, — говорит Заслонов. — Вы там тоже в прибое поаккуратнее будьте.

Мне бы сплюнуть через плечо, а я за второй стакан.

— Да ладно тебе, Витёк, мы наловчились прыгать на волне…

Сёрфингист хренов!

Но всё равно это замечательно. Лежать, смотреть на ослепительно голубое небо, дышать воздухом и жить! Главное жить! Всё остальное — обстоятельства и ситуации. А жизнь у нас одна. Даже если и не удается сплошь и рядом, всё равно это замечательная штука.

«Но на завтра ожидается мрачный прогноз, К тому же я остался без папирос, И в каждой клетке нервов горит свой вопрос, но ответ не найти… Но так ли я уверен, что мне нужно знать ответ? Просто я часть мира, которого нет, Мой последний шедевр — бессмысленный бред, Мой последний куплет давно уже спет, Так было и так будет много-много лет, и нет другого пути.
Так не пугайся, если вдруг Ты услышишь ночью странный звук — Всё в порядке. Просто у меня открылись старые раны…»
(«Майкл» Науменко)

Курортного городка Сиануквиля в 1980 году практически не существовало. Он был стерт с лица земли. Кампонгсаом летом 1980 года — это всего лишь порт, в котором стоит пассажирский круизный лайнер «Любовь Орлова». На «Орловой» вместо туристов живут наши докеры и стивидоры, которые обеспечивают перевалку риса и другого продовольствия с прибывающих сюда судов, зафрахтованных ЮНИСЕФ и рядом благотворительных организаций, которые спасают народ Кампучии от голода.

Потому что даже полтора года спустя после свержения полпотовского режима деревня оказалась не способна прокормить пятимиллионное население страны.

Почему так получилось?

Как случилось, что рисовая житница Индокитая стала страной, где тысячи людей умирали от голода? Если быть более точным, то от голода в Кампучии в 1979 и начале 1980 года году умерло более миллиона человека. Кто виноват в этом геноциде?

«Во время вторжения вьетнамцев, — пишет австралийский историк Дэвид П. Чэндлер в книге „Брат номер один“, — камбоджийские коммунисты покидали свои деревни и рабочие места, чтобы присоединиться к отступавшим колоннам или найти место, где можно было начать новую жизнь. Запоздавших с отъездом нередко убивали разъярённые местные жители. Вскоре сотни тысяч освобождённых людей заполонили дороги в поисках родственников, родных деревень, домов и имущества. Тысячи из них погибли, скитаясь по стране пешком. Другие, измученные лишениями и привлеченные слухами о хорошей жизни в Таиланде, отправлялись на Запад. В наступившем хаосе большая часть урожая риса осталась на полях, и во многих районах страны начался голод».