Ниточкин вздохнул, вяло глотнул коньяка, вяло ткнул редиску.
— Упаси меня бог считать подобные случаи на флоте чем-то типичным, — продолжал он. — Нет. Наоборот. Как правило, доктора кусаются редко, хотя они от безделья черт знает до чего доходят. Меня лично еще ни один доктор не кусал, а плаваю я уже двадцать лет. Я хочу верить, что барьеров психической несовместимости вообще не существует. Конечно, если, например, неожиданно бросить кошку на очень даже покладистую по характеру собаку, то последняя проявит эту самую психологическую несовместимость и может вообще сожрать эту несчастную кошку. Но это не значит, что нельзя приучить собаку и кошку пить молоко из одной чашки. Неожиданность Петиных ассоциаций всегда изумляла меня».
(Виктор Конецкий — «Петр Ниточкин к вопросу о психической несовместимости»)
«Ты кем работаешь?
— Судовым врачом — ветеринаром.
— Это как???
— Да в больнице судна и утки за больными выношу».
(Из анекдотов)
К чему столь глубокие библиографические и литературные отступления, спросит иной нетерпеливый читатель?
Так ведь быстро только сказка сказывается.
Лежу на берегу Сиамского залива и жду, когда судовый врач Женя С. приведёт мое бренное тело в надлежащий вид. Ведь лежать так вот и некрасиво, и больно.
Кажется, подъезжает наша канареечная «Ладушка».
Женя смотрит на меня с укоризной смешанной со страстным желанием прыснуть смехом. Должно быть, выгляжу я куда забавнее Дон Кихота из Ла Манчи после его схватки с ветряками…
Но док в Евгении на первом месте. Он берёт меня за кисть руки и начинает её приподнимать. А я начинаю погружаться в нирвану. Женька оставляет руку в покое и слегка хлопает меня по щекам.
— Не уходи… Сейчас как-нибудь доставим тебя на «Орлову». Без анестезии не обойтись. У тебя же болевой шок, от которого…
Док не договаривает. Но я понимаю. Сам не дурак. Из моря-океана меня, наверное, ангел-хранитель вытащил. Спасибо, ангел!
Кампонгсаом. Июль 1980.
С трудом и помощью моих друзей приподнимаюсь с песка. Мои подкашивающиеся ноги кое-как вдевают в шорты из обрезанных в колене джинсов. Застегивают их на мне и влекут к «Ладушке».
Пытаюсь затянуть песню: «а молодого коногона несут с пробитой головой!»
— Ты уж лучше нам спой: «на палубу вышел, а палубы нет!», — говорит док Женя, бережно поддерживая меня за талию.
— Совсем как девушку, — говорю я.
— Ага, — говорит Женя. — Как девушку Надю!
Про Надю Женя пошутил. Девушку, которую он сопровождал в Пномпень на некорректную, с точки зрения христианской и прочих мировых религий морали, операцию, звали Н., но не Надя. Она была одной из трёх десятков девушек, ходивших по морям в составе экипажа теплохода «Любовь Орлова». Потом Евгений привозил в Пномпень ещё пару девиц, но обратно они возвращались в микроавтобусе из торгпредства. Мы с Пашкой в это время бродили по Сайгону. Но это другая история.
А в тот, первый раз, когда мы отправились из Пномпеня в Кампогсаом, Женя ехал на переднем сиденье рядом с Муем. Девушка Н. скромно забилась в уголок и всю дорогу до порта была молчалива и грустна. Сашка пытался что-то снимать через открытое окно «Лады», а я пытался выяснить у Муя, где он сможет провести пару-тройку ночей, пока мы «будем делать кино».
Муй, как и все городские кхмеры, очень серьёзно относился к нашей работе. Ведь в Камбодже кино снимал не кто-нибудь, а сам принц (Самдех) Нородом Сианук. А потому мы в Кампучии «делали кино», не то, что какие-то там люди из «ажанс ТАСС», которые занимаются чёрт-те чем. Играют, например, с вьетнамскими солдатами в футбол. Муй это занятие категорически осуждал. Он не понимал, что ради сбора необходимой «соседям» информации можно не только в футбол играть, но даже, как говорил последний наш генсек, «танцевать польку-бабочку».
Муй успокоил меня, сказав, что устроится как-нибудь в местном народно-революционном комитете. Денег я ему дал достаточно, а ещё знал наверняка, что он продаст половину бензина, которым запасся в эту поездку. И, кроме того, в Кампонгсаоме для особо посвящённых кхмерских товарищей можно было разжиться некоторой контрабандой. А Муй был очень посвящённый товарищ. Можно сказать самамыт (товарищ) в квадрате.
Самое досадное — это встретиться сейчас с капитаном «Орловой» Георгием Фёдоровичем Семаком. Не успели приехать, не успели снять и пары кадров и нате вам! Первая жертва неосторожного обращения с океанской волной.
А показались на первый взгляд серьёзными ребятами. Гостелерадио СССР! Программа «Время»! На самом же деле типичные «хмырис вульгарис» (хмыри обыкновенные) … Замполита Анатолия Ивановича, кругленького как Колобок, я бы ещё как-то пережил со своим позором, но перед капитаном, перед этим «морским волком», чтоб мне провалиться под палубу.