Через пару дней в аэропорту Почентонг мы встречали вместе с товарищами из отдела печати МИД НРК и двумя чопорными вьетнамскими советниками «большую советскую делегацию». Поскольку хлеб-соль у кхмеров не приняты, сошедшему с трапа на жаркую кампучийскую землю Слону была надета гирлянда из цветов жасмина, такими же гирляндами были увешаны Дмитрий и Сергей, а также, примкнувший к «большой советской делегации» аккредитованный в Москве журналист Йохан из шведского левого издания, неплохо говоривший по-русски.
Этим же рейсом авикомпании «Вьетнам эйрлайнз» в Пномпень прибыла группа специалистов портового хозяйства — стивидоры, такелажники, докеры.
Они должны сменить своих товарищей в порту Кампонгсаома. Встречали их работники Министерства транспорта НРК и наш советник при министерстве Василий Соренко. Гирлянд на этих парней никто не надевал. И вообще, они в Пномпене проездом. Через два дня их отправят в Кампонгсаом…
Пномпень 6 ноября 1980 года
Уже через полчаса «большую советскую делегацию» разместили на гостевой вилле МИД НРК неподалёку от нас. Мы тоже живём на гостевой вилле, в ожидании, когда на проспекте Сан Нгок Миня, отремонтируют дом, в котором до начала гражданской войны обитали зарубежные корреспонденты.
Долго ещё ждать будем. И не дождёмся…
А ещё через двадцать минут Николай Николаевич, насыщаясь приготовленным Мышкой салатом «тропикана», излагал мне планы съёмок будущего фильма, густо сдабривая свой рассказ любимым словом «говенцо». Ключевым моментом будущего фильма должны были стать съёмки в храмовом комплексе Ангкор-Ват.
Три из пяти его башен украшают государственный флаг страны. Самое любопытное, что флаг Демократической (полпотовской) Кампучии украшали не три, а все пять башен Ангкора. Конечно, можно увидеть одновременно и пять башен, если смотреть на храм, сместившись от центрального входа вправо или влево, но если смотреть на Ангкор-Ват прямо по центру, то чётко вырисовываются главная и две передние угловые башни в форме лотоса.
Я внимательно слушаю Ник Ника и вдруг понимаю, что этот большой и толстый человек, ужасно комплексует. Что за его значительностью, его бравадой с этим самым «говенцом», которым он щедро мажет всех и вся, скрывается неуверенность одинокого человека, каким он и был в своей жизни. Понимаю, что для него этот фильм значит куда больше, чем вся моя работа в этой чрезмерно жаркой и влажной стране, которую очень любишь на расстоянии и от которой сходишь с ума, находясь в ней. Но для меня это структура повседневности, а для этого грузного человека с варикозными венами на ногах обмотанных эластичными бинтами, которому эта командировка в Кампучию, наверняка, аукнется на не совсем здоровом сердце — немногий шанс подтвердить или даже утвердить свою значимость в епархии Гостелерадио.
Война во Вьетнаме уже пять лет как окончена. Теперь уже не Вьетнам подвергается агрессии, а сам он увяз в Кампучии. Блестящий декабрьский блиц-криг 1979 года обернулся затяжной войной в джунглях. Причём «красные кхмеры» как тараканы всякий раз ускользают в щели на тайской границе, пересечь которую чревато большой региональной войной.
Ник Нику всё сложнее играть роль первой скрипки в системе иновещания на страны Азии. Вьетнаму нечем хвалиться. Экономика, усугубляемая военными расходами и санкциями со стороны Запада, трещит по швам. Кампучия — это выигрышный материал. «Поля смерти» пока еще остаются в цене.
— Могу я чем-то быть полезным?
— Спасибо, Игорь, — говорит Слон. — Если понадобится, я воспользуюсь твоей помощью, но у нас здесь своя программа.
— Как угодно, Николай Николаевич.
— Пожалуй, мне пора на встречу с вьетнамскими и кхмерскими товарищами, чтобы обсудить все вопросы по съёмкам. Танечка, спасибо за угощение, — говорит он Мышке.
Мы прощаемся до вечера.
Ну что же. Наше дело предложить помощь. Мы — хозяева, Слон и его группа — гости. А если у вас всё схвачено, — думаю я — флаг вам в руки. Только вот почему-то сильно в этом сомневаюсь. За те четыре месяца, что мы работаем в Кампучии, из разных обрывков разговоров, случайно брошенных фраз, взглядов и жестов людей, с которыми довелось общаться, я сложил для себя некую мозаику политической ситуации, в которой оказалась страна. В массе своей кхмеры боялись вьетнамцев. А в сельской местности, где «красные кхмеры» располагали определённым влиянием, этот страх был смешан с ненавистью. Кроме того, в стране существовало роялистское подполье, не терявшее надежд на возвращение Сианука и реставрацию монархии, что, в конце концов, и произошло.
Ошибка Ник Ника заключалась в том, что он с самого начала решил иметь дело исключительно с вьетнамскими советниками Тху и Тхо. Они и подложили ему свинью. Официально вьетнамские советники не могли обязать отдел печати МИД НРК удовлетворять все пожелания группы «дань ти» Солнцева. А кхмерские друзья, будучи не лыком шиты, решили неназойливо показать, что всё таки у себя дома они хозяева. Поэтому Ник Нику была предложена протокольная программа северо-корейского образца с посещением образцово-показательных объектов. А их в Пномпене — кот наплакал.
В шесть вечера на город обрушивается тьма кромешная. Солнце здесь восходит едва ли не в три утра и стремительно скатывается за горизонт в шесть вечера. Переход от режущего глаза света к полной темноте так резок, что, кажется, будто небесная канцелярия отключила солнечную лампу одним щелчком выключателя.
Ник Ник вновь угощается из огромной миски с фруктовым салатом «тропикана» и через слово сыплет «говенцом».
— Нет, ты представляешь, эти болты (имеются в виду советники Тху и Тхо) только разводят руками. Мол, программа, которую я направлял через Ханой, ими не была получена. А на согласование всех вопросов с кампучийскими товарищами уйдет не меньше недели. Какая неделя? Это катастрофа. У нас командировка всего на десять суток. Но главное, Игорь, — это поездка в Сиемреап и съёмки Ангкор-Вата! Я еду в посольство встречаюсь с Моториным, а он мне, что вы, Николай Николаевич! Риск смертельный! Он что, гандон себе на голову натянул и думает страну так увидеть! Все они здесь кхмерского говенца объелись!
— Может коньячку, Николай Николаевич?
— Спасибо, дорогой. Угости ребят. Мне нельзя. Нет, я сойду с ума. Дима, ты представляешь, эти суки саботируют на всех уровнях. Единственная надежда на Михаила Юрьевича.
Дима Серебряков хранит невозмутимость Чингачгука.
Ну и ну! — думаю я, — неужели Слон рассчитывает на то, что резидент «ближних» станет решать его проблемы. Это уже полный отрыв от реальности.
— Вы встречались с Чум Бун Ронгом?
— Его нет в Пномпене, — говорит Ник Ник. И тут же добавляет, — он что, такая важная птица?
— Он не птица, — говорю я Слону, — он тигр!
— Ты преувеличиваешь.
— Нисколько. Всему, чего мы здесь добились с Пашкой, мы обязаны ему. Прежде всего возможностью работать. Организацией поездок на объекты. Этой виллой, мидовским «жигулёнком», водителем Муем, нашим переводчиком и куратором Сомарином… Всем!
Ник Ник задумывается.
— Игорь, ты спрашивал, нужна ли нам ваша помощь…
— Завтра я поговорю с Сомарином, его брат Ук Чап близок к Чум Бун Ронгу и Хун Сену.
Слон смотрит на меня с интересом удава почуявшего кролика в высокой траве. Хун Сен — министр иностранных дел НРК. (Сейчас он премьер-министр Королевства Камбоджа. Первый человек в стране при декоративном короле Сиануке и его строптиво-склочном семействе. Точнее король со своим семейством сейчас состоят при Хун Сене. Ай да «розовый кхмер»! Ай да, сукин сын!). Практически только Хун Сен может разрешить поездку в Сиемреап с предоставлением транспорта и охраны. Но для этого нужно время. У Солнцева его нет.