Безмятежно журча, лениво переливается вода за бортом. Клацают, периодически открываясь-закрываясь, перепускные клапаны гидравлики. С глухим шипением перекладываются кормовые горизонтальные рули. Капают на голову и стекают за шиворот слёзы выступившего на подволоке конденсата — надышали уже. Всё буднично и спокойно. Ощущение уютного, сырого… склепа. Как обычно…
— Седьмой, глубина двести тридцать метров, замечаний нет! — Как и положено, через каждые десять метров, продолжаю я монотонные доклады.
— Есть седьмой! — вновь, словно из другого измерения, хрипит через дребезжащий динамик центральный пост.
— Седьмой, глубина двести сорок метров, замечаний нет! — Никак не желая успокоиться, снова докладываю я.
В этот момент вновь что-то звонко лопается и с металлическим, раскатистым грохотом ударяет по корпусу. Ощущение такое, словно весомый кусок железа свалился с высоты в гулкий, вибрирующий трюм. Звук доносится откуда-то спереди, но я не могу определить, с какого борта. На всякий случай, резво обежав отсек, я докладываю в центральный пост об осмотре.
Реакция центрального на этот раз озадачивает. Её попросту нет. Центральный молчит! Нет ответа! Повторяю доклад — результат тот же! Время замедляется, растягивается, секунды, что называется, кажутся вечностью. Внутренне напрягшись и мигом вспотев, я начинаю готовиться к худшему. И, как всегда, предчувствия меня не обманули.
Неожиданно напряженная тишина разрывается оглушительным трезвоном колоколов громкого боя. Через секунду оживает и «Каштан»:
— Аварийная тревога! Поступление воды в пятый отсек! Аварийное всплытие!
Тягучие мгновения тишины…
— Три электромотора полный вперёд! Боцман! Кормовые рули на всплытие! Держать дифферент пятнадцать градусов на корму… Пятый, доложить обстановку! — разносятся по трансляции резкие, словно пулемётные очереди, лаконично-лающие слова команд.
Я физически ощущаю, как шевелятся на голове в секунду намокшие волосы, и надпочечники, пульсируя и сокращаясь, вбрасывают в кровь всё новые и новые порции адреналина.
— Этого ещё не хватало…
Я растерянно смотрю на предательски замолкшую на самом интересном месте, а сейчас оглушительно шипящую и временами издающую резкие сухие щелчки переговорную коробку «Каштана».
— Может быть, я не расслышал? Не так понял? Может, тревога учебная? А может… там, в пятом, перестраховались и не так всё плохо…
Загудели, запели надрывно три главных гребных электродвигателя, забурлила, заклокотала взбаламученная винтами вода за кормой. Задрожал, поблёк в плафонах и без того неяркий свет. Оглушающие, раздирающие душу звуки аварийной тревоги, резко смолкнув, всё ещё звучат в ушах. Но если что и показалось, то эти трели ни с чем невозможно спутать! Тревога явно не учебная…
Глубина 250 метров! Но стрелка глубиномера не думает останавливаться и продолжает движение вниз…
Сердце молотит, грохочет в висках пулемётом, подступает к горлу и почти выпрыгивает из груди. По всему телу разливается неприятная слабость.
— Мне же ещё только двадцать пять лет! Неужели… вот здесь… сейчас… произойдёт то… непоправимое…
Ощущение роковой неотвратимости чего-то страшного, неведомого, которое знал, что существует, но которое всегда было где-то там, далеко, а сейчас оказавшееся вот тут, рядом, накатывается волнами замогильного холода. Возникая в груди, словно наполняя хрупкий стеклянный сосуд, этот холод растекается по всему телу. Он сковывает мышцы и волю, путает и перемешивает в голове мысли и слова. Мысли вспыхивают и пропадают, едва родившись, образуясь и тут же разваливаясь на отдельные слова и междометия.
— Ну почему? Да разве так можно? Да разве со мной… что-нибудь может случиться? Это с другими может, а со мной… никогда!!!