Олег Айрашин
Камуфлет
Часть I
Парадное
Глава первая
В начале было слово
А есть слова — по ним глаза скользят.
Стручки пустые. В них горошин нету.
Открывать или нет, вот в чём вопрос. Если нет полной ясности — разумнее не отворять. А я двери беспечно распахнул — и незваные гости проникли в наш дом.
Чужих было двое: усатый верзила и низенький плешивый пузан, в чёрных мундирах со сверкающими золотом нагрудными знаками. Сунув мне под нос корочки, сходу прошлись по комнатам. Но это так, ритуал соблюсти. Знали собаки, где и что искать.
На кухне оба уставились на газовую плиту. Лысый потёр ладошки:
— По долгам следует платить, верно?
Усатый хмуро жевал зубочистку. Я молчал.
— А вы просрочили. Работу не сдали — и деньги не возвращаете. От плиты отойдите.
Не стоило брать аванс, прожили бы как-нибудь без этих двухсот тысяч. Но ведь и в страшном сне тогда не грезилось, что рукопись в срок не сдам. И что обидно — из-за единственного слова. Не глянулось оно мне, вишь ли. Типа крутой стилист, понимаешь.
Коллекторы действуют по закону — и я бессилен.
Верзила наклонил плиту, лысый извлёк из-под неё заветный свёрток. Сноровисто развязал шпагат; снятый с альбома пакет полетел в угол. Пузан, осклабившись, перевернул увесистые листы с серебряными рублёвиками.
— Чудно, чудно! А кто уверял, что денег нет? Ай-я-яй! Головы зачем-то морочили, — лысый лукаво прищурился. — А денежки-то — вот они.
— Это не деньги… Старинные… коллекция… личное.
— Уже нет, — усатый выплюнул зубочистку.
— Верно говоришь, Степаныч. Так, и что у нас тут? Посмотрим…
Лысый присел к столу.
— Ну-ка, ну-ка. Ух ты, «крестовичок»-то какой шикарный!
Лысый не спеша перелистывал пластины.
— А вот и Петя Второй. Так-с, а Петя Третий почему отсутствует?
Эх, прибить бы незваных гостей! Двадцать лет — псу под хвост. Двум чёрным псам.
— Не по средствам, что ли? А? Иван Антоныча тоже вот нету. Зато что есть — пальчики оближешь!
Захлопнув кляссер, лысый взвесил его на ладони:
— Должно хватить.
Я молчал.
— Заканчиваем. Степаныч, дуй за понятыми. Чего замер? Соседей тащи!
Что же делать, что делать? А если спиной к плите — и незаметно кран открыть? И затаить дыхание?
Мне даже почудился газовый запах.
Господи, бред какой. Ну зачем, зачем я брал этот чёртов аванс?
— А может, — лысый раскрылся лукавой улыбкой, — решим вопрос на месте?
— Это как?
— Легко, дружище. Медь остаётся вам, серебро достаётся нам. А? — он лучился радостью. — Как говорится, бабе — цветы, дитям — мороженое. И ваш долг списывается. Идёт?
Ага, откатил он десяток монет издателю — и всё уладилось? За дурака меня держит.
Хлопнула входная дверь — вернулся усатый. Один, без соседей.
— Вы, я вижу, упрямитесь? — лысый печально вздохнул, тут же раздался страшный, нечеловеческий вопль — и меня сбили с ног.
Я вскочил, но сверху обрушился пол, почему-то асфальтовый.
И незнакомый мужик в очках:
— Ну, ты как, в порядке? Сам-то встанешь? Что же ты на красный-то?
Я с трудом поднялся и… враз очутился на улице. Вот оно что… Визжали, оказалось, тормоза белой «Тойоты», она же и опрокинула меня наземь. А лысый и усатый, стало быть, исчезли.
— Может, в больницу тебя, а?
— Да ладно, — переступил с ноги на ногу; в правом колене резануло.
— Кровь на щеке, вон.
— Ерунда, — промокнул жгущую ссадину платком. — Слушай, не бери в голову, всё нормально.
— Точно?
— Да езжай уже, из-за нас вон машины стоят.
К чему бы этот сон наяву? Хотя несложно догадаться, за что меня достали печали и тревоги.
Профилактика. До чего отвратительное слово — казённое, сухое до трухлявости. И заменить — нечем. А без этого слова — никак. Издатель требует рукопись, а у меня повисла проходная идея. Вроде простая мысль: лучше подстелить соломки, чем ждать, пока жареный петух клюнет. Но как это выразишь одним термином?
Прилежный ремесленник, я запрещал себе затёртые словечки. Передо мной возвышался пример — строки Ахматовой из знаменитого цикла «Ветер войны»:
Почти каждый поэт, не мудрствуя лукаво, вместо многоточия вставил бы: «защищать».