Хильда, конечно, выглядит смешной. Это тебе не в новинку. Хватаешься за одно, другое. Пудра, резинка для волос, туфли. Ты работаешь! Быстрее старые рукописи из стола. Свечи!
Марк, миленький, сейчас сюда заявится этот Агнис. Ты знаешь, какое самоубийственное время, я не могла отказать. Спи, мы тихонечко. Люблю, люблю, люблю. С головы до ног.
Луна выцвела и маячит истончившимся, печальным ликом. Ты — мать семейства, Хильда? Ты просто мать, потому что семьи тут нигде нет. Бывает несколько секунд в день, но это только секунды, да и ты в это время другая. Алиса не росла и никогда не будет расти в колбе. Достаточно того, что ты сама выросла в заповеднике и к тому же под пленкой. Эпоха диктует другое.
Хильда ведет Агниса под руку, чтобы он не споткнулся. Ты вталкиваешь его в машину и велишь успокоиться. Я никуда не денусь, не хнычь, успокойся, я не брошу тебя на улице, перестань. А теперь спи, поговорим завтра. Ты укрываешь хмельного юношу, ожидаешь немного, пока он не уснет, и бросаешься обратно в машину. В три часа ночи ты стучишь, звонишь, колотишь в двери Орфея. Ночная хищница, вот ты кто! Перед тобой стройный торс индейца и душа, которая только что была — на лестнице, у дверей, на кнопке звонка, а теперь ее уже нет. Где?! Когда Орфей засыпает, ты ковыляешь в прихожую, чтобы одеться в обратную дорогу. У телефона толстый конверт. Ты, помедлив, открываешь. Фотографии. Какая-то невыразительная голая блондинка со спины. Никакой пикантности, обычная театральная поза и простецкая, простецкая, простецкая задница. У тебя все переворачивается в желудке, но ты несешься на сто сорок, не реагируя на красный свет. Хильда забирается Марку под руку и закрывает глаза.
В спальню луна не заглядывает. Ты могла бы заснуть, но не дает ревность к времени, которое не устает так, как устаешь ты. В последние месяцы ты пыталась состязаться с ним. Напрасно. Время неутомимее самого Бога. Но о нем ты, Хильда, размышляешь уклончиво. Потому что не можешь вообразить его себе со всеми полагающимися частями тела. Твое дотошное воображение не допускает видения Бога как абстракции, хотя умом ты понимаешь, что Бог не может быть в образе мужчины. И все же мужчина, который зовется Бог, реален — он скачет верхом, у него доспехи и бархатный жилет, у него плащ и шелковые чулки в лакированных туфлях, у него тренировочный костюм и джинсы, он меняет стрижку и цвет волос, он набирает и теряет вес, но ты любишь в нем не все. Ты слишком телесна, Хильда. И как только ты могла штудировать философию, самой неясно. Может, благодаря тому, что на этом же отделении учился Феликс.
Тебя преследует страх перед раком. Ночами, когда Хильда пишет, она чувствует в себе огромную набухающую силовую точку, она грозит лопнуть, взорваться, разметать Хильду на все четыре стороны. Пока сила растет, часы за рукописью пробегают не считанными, однако после, плача от страха, она кидается к Марку и хочет выговориться. Хильда замучила мужа.
Тебе не хочется больше жить в Риге. Нет, Хильда не упрекает Марка за то, что они не проводят отпуск на Канарских островах, но у нее появилась необходимость принадлежать к какому-то конкретному месту. Риге Хильда не нужна. Раньше это был один двор на Стрелковой, куда она любила заглянуть и в рейсах за покупками, и в плутаниях по делам. Посидеть на скамеечке возле каменных львов, покурить и принадлежать к этому месту. В последний раз она была там полгода тому назад — вместе с Орфеем. Виолончелиста избили, Хильда отделалась испугом. И вот ее обуяло желание покинуть этот город гнили, которому она не писала ни любовных баллад, ни исторических пророчеств. Может быть, ты просто презираешь строй? Да, тебе не нравится, когда вынуждают жить не так, как хочется. А что, если бы так пожелал Бог? Возможно, тогда ты изобрела бы способ смириться. Но не румянощекий монстр будет гнать тебя — ты не из избранных, нет на тебе печати, ты сама по себе. Ну что, Марк? Отстань! Я устала. Черт возьми, сколько раз в день я должна этим заниматься? Мне плохо. Я плохая. Обманываю, предаю, я каждую минуту — уже нечто иное. Мне не надо было выходить за тебя, я переменчивая. Хильда, послушай. Тебе нужен психотерапевт. И еще — Хильда поедет в Калифорнию изучать вероятность конца света. Никаких лекций, никаких мужчин, никаких солнечных ванн, свирепствует рак кожи. О Господи, ты забралась к мужу в платье и туфлях.
Ты убегаешь к себе в комнату. Луна вот-вот погаснет. Придет солнце? Во всяком случае — утро, во всяком случае — рассвет. Твоя комната выглядит будто после драки. Чем ты тут занималась? Почему непрерывно звонит телефон? Кто это — Орфей? И чего надо было тому журналисту? Никакого военного переворота не будет, не болтай, дамочка! Что, Феликс женился? А ты, случайно не, гм, женщина легкого поведения? Хильда, заткнись!