Он читает мои рекомендательные письма. Очень рад, приглашает к себе, угощает. Все будет all right.[25] Завтра даст нам проводника и отправит за лосями. Разумеется, на моторке. А теперь можно пойти домой, перекусить.
В это время в пакгауз входит дама. Единственная в Обижуане представительница белой расы, француженка, учительница индейской школы. Прощай, чарующий кино-сон о дикой молодой девушке: учительнице лет пятьдесят. Она по-матерински мила, очаровывает нас радушием, в чем ей помогает Френкленд. Мне очень стыдно: среди всех присутствующих обижуанских граждан, не исключая индейцев, мы, двое пришельцев, одеты хуже всех. Оборванцы среди франтов. Мои брюки, разодранные в неприличном месте, выглядят скверно.
К счастью, внимание всех нас отвлекает сильный рокот снаружи. Это делает посадку в Обижуане гидроплан. Летчик в рупор кричит Френкленду:
— Хелло, Джек, есть новости?
— Нет! — отвечает наш хозяин. — Только какой-то охотник приехал из Польши…
На эту новость летчик небрежно машет рукой (не знаю, почему) и дает полный газ. Гидроплан поднимается в воздух. Летит на север. Стальной почтовый голубь, проводник цивилизации; это он, вероятно, привозит индейцам навесные моторы для каноэ.
— Прилетает каждый день! — говорит агент и приглашает к себе в дом.
В этот день мы ужинаем в прекрасном настроении. Все кажется нам необычным: кресла, в которых сидим, иллюстрированные журналы, которые просматриваем, обои. На стене висит и смотрит на нас портрет короля Георга, господина в безупречном мундире.
Френкленд-приятный юноша. Он интересно рассказывает о Лондоне, в котором побывал. Я рассказываю об Амазонке. Нам подыгрывает музыка из Монреаля. Сто с лишним книжек в библиотеке Френкленда манят, как видение из другого мира. Мы сидим за настоящим столом.
Я достаю из чемодана бутылку нашей «особой», привезенной из Польши, и мы пьянеем с первой же рюмки. Наш взор затуманивается. На дворе темнеет, срывается ветер. На озере волны с шумом бьют о берег. Френкленд заявляет, что мы завтра не поедем.
Настраивает приемник: в Нью-Йорке какой-то боксер-негр побеждает противника. Многотысячная толпа зрителей аплодирует и вопит. Френкленд показывает на приемник и кричит, смеясь:
— Прогресс убил романтику лесов!
Я поперхнулся водкой. Протестую. Прогресс не убил романтику. Именно теперь ее больше, чем когда-либо прежде. Романтика живет. Толпа в Нью-Йорке все еще рычит и бурно аплодирует. А в то же время озеро Обижуан гудит и бьет волнами о берег.
Френкленд ошибается: романтика жива.
Из теплой душной комнаты выходим на улицу. Совсем стемнело. Порывистый ветер свистит над озером, приятно охлаждает наши разгоряченные лица, треплет волосы. Вдали различаем лес, качающиеся верхушки елей и пихт. Как-то радостно на душе: этот канадский ветер словно расправил нам невидимые крылья. Он приносит живительное дыхание огромного леса и, более того, навевает воспоминания о давних великих событиях, которые происходили в этих краях.
25. Двое смельчаков разражаются гневом
Стояла ранняя осень 1652 года. Трое молодых французов из Труа-Ривьер на реке Св. Лаврентия отправились на охоту.
Однажды они разбили свой лагерь на краю поляны, где только что убили лося. Пьер Радиссон, младший из них, безусый шестнадцатилетний юнец, всего лишь за год до того прибывший в Канаду из Франции, развел костер, следя за тем, чтобы было поменьше дыма: по лесу могли рыскать отряды ирокезов, переправившихся на северный берег реки Св. Лаврентия.
Внезапно пронзительный военный клич поднял охотников на ноги. Со всех сторон на французов набросились страшные воины. Двое юношей сразу же пали, сраженные стрелами, третий, Пьер, отчаянно защищался. Он свалил одного, затем второго воина, но все же его обезоружили и связали.
В те давние времена, в середине XVII века, это было обычным делом; тогда ирокезам казалось, что они не только смогут истребить гуронов, но сумеют уготовить такую же судьбу и французам.
Так молодой Пьер Радиссон попал в плен к могавкам, самому воинственному племени ирокезов. Приведенный в их селение и приговоренный к смерти, он не погиб: один из ирокезских вождей, который только что потерял сына, покоренный мужественным сопротивлением юноши, усыновил его и взял в племя.
Но тут нашла коса на камень. Молодой пленник провел даже столь хитрых индейцев. Усыпил их бдительность показной покорностью, а когда однажды они послали его с тремя воинами на охоту, Радиссон убил всех троих и бежал. Ему не повезло. Не успев добраться к своим на реку Св. Лаврентия, он снова попал в руки разъяренных ирокезов. Отведал их пыток. Но вождь — его названный отец — еще раз спас Пьера от смерти. На этот раз юноша смирился.
Два года он жил среди индейцев. Ему понравилась их жизнь, он был всей душой предан им, а суровая школа, которую ему довелось пройти, отлично пригодилась в последующие годы, когда он прославился как «король следопытов». У могавков он познал тайны леса, как никто другой. Сражаясь бок о бок с индейскими воинами против других племен, он изучил их военные хитрости. Более того: его, полуирокеза, уже не потрясали больше пытки, которым могавки подвергали пленных.
Однажды ему представился случай вернуться на реку Св. Лаврентия: один французский солдат хотел выкупить его из плена. Радиссон отказался. Все же в последующие месяцы в нем проснулась тоска по своим. Юноше, который не знал страха и ни перед чем не отступал, удался побег, и он явился к голландцам на реку Гудзон. Оттуда отправился в Европу и только из Европы вернулся в Канаду. После двухлетнего отсутствия Радиссон появился в Труа-Ривьере — еще молодой, но уже опытный, закаленный превратностями судьбы и столь многочисленными приключениями, что их могло хватить на несколько томов увлекательного романа.
Пребывание у индейцев наполнило его неодолимой любовью к дебрям, и теперь юноша, влекомый тоской по лесу, вернулся к нему. Но не в селения могавков. Его влекли неисследованные пространства на западе, за Великими озерами. Отправившись туда в сопровождении своего шурина Шуара Грозейе, он побывал в краях, где еще не ступала нога белого человека.
Они первыми — задолго до прочих открывателей — добрались до истоков реки Миссисипи и в прерии. Завязали дружбу с различными племенами и даже забрались к неукротимым сиуксам. Радиссону не исполнилось и двадцати лет, а уже во всей Канаде не было более отчаянного coureur des bois и более сведущего знатока лесных тайн, чем он. Человек несгибаемого духа, Пьер не выносил никакого ярма. Он был человеком леса.
Глубокое знание Радиссоном индейских обычаев оказало в 1658 году неоценимую услугу его канадским соотечественникам. В этот период кратковременного мира между ирокезами и французами хитрые индейцы устроили необычайную ловушку. Пригласили своих недавних врагов приехать к ним и поселиться на их земле. Два миссионера и около пятидесяти французов поверили индейцам и, как потом оказалось, попали в западню: ирокезы (это было племя онондагов), в руках которых оказалась горстка ненавистных белых, решили вырезать всех при первой же воможности.
Среди тех, кого заманили онондаги, случайно оказался и Пьер Радиссон. Поняв, что бдительность индейцев делает невозможным обычное бегство, он придумал остроумную уловку. Один из французов притворился больным, в связи с чем все находившиеся в той местности ирокезы были приглашены на большое обрядовое пиршество, которое, согласно индейским верованиям, должно было принести больному исцеление. В таких случаях обычай запрещал не только отказываться от явки, но также и прерывать пир, пока хватало еды. Воины объелись и опились до потери сознания. Хитрость удалась. Пока они крепко спали, французы потихоньку выбрались из лагеря и на ранее подготовленных каноэ спаслись от верной смерти. Удавшаяся хитрость принесла Радиссону новую славу.
Его экспедиции, предпринимавшиеся вначале ради приключений и для того, чтобы найти выход бурлящей энергии, с течением времени приобрели определенную цель: добычу шкурок. Страсть, которой были подвержены все французы, начиная с губернатора, захватила также и Радиссона и постоянно сопровождавшего его Грозейе. Не удивительно, что неутомимые путешественники открыли самые богатые в Америке охотничьи угодья, о которых до тех пор и не мечтали торговцы пушниной, — северные леса вокруг Гудзонова залива. Оттуда они привезли в Квебек — выдержав по пути несколько победоносных схваток с ирокезами — такое большое количество шкурок, что губернатор приветствовал их как победителей, а французские корабли палили в их честь из пушек. Если бы не Пьер и его друг, этим кораблям пришлось бы вернуться в Европу без товара. «Радиссон и Грозгейе в тот год столкновений с ирокезами спасли колонию Новая Франция от банкротства», — в один голос писали об этих событиях историки.