Когда де ля Салль прибыл в свой лагерь возле слияния рек Иллинойс и Майами, его постиг третий удар: людей не оказалось; они, обезумев, бежали. Некоторые пропали в лесу, других уничтожили индейцы. Нескольких уцелевших де ля Салль поддержал и ободрил (он, который сам вытерпел больше всех!), ни на минуту не теряя несокрушимой веры в себя и в победу.
Для того, чтобы держать под ударом общих врагов — ирокезов, он заключил оборонительные союзы с различными племенами, жившими по восточным притокам Миссисипи. Потом вернулся в Монреаль и собрал новые средства. Во главе пятидесяти человек (из которых половину составили индейцы) снова отправился на запад, чтобы завершить дело, о котором мечтал много лет. По озеру Мичиган добрался до реки Майами, оттуда до реки Иллинойс, по которой доплыл до Миссисипи.
Де ля Салль победил. После двухмесячного путешествия по великой реке достиг ее устья и здесь 9 апреля 1682 года вбил в землю столб с вырезанными на нем тремя лилиями Бурбонов. В торжественном обращении к своим изнуренным спутникам он аннексировал для короля Франции, непобедимого Людовика XIV, великую реку Миссисипи вместе с ее притоками, заливами, островами, со всей землей, с людьми и зверями. Минута эта стала действительно важным историческим моментом и обогатила Францию огромнейшей колонией Луизианой.
Теперь нужно было как можно скорее укрепить власть над новым краем и привлечь побольше людей на Миссисипи. Де ля Салль вернулся за ними тем же путем, каким добрался сюда. Но в Квебеке его ждал новый неожиданный удар. Воспользовавшись тем, что его покровитель, губернатор Фронтенак, был отозван и возвратился во Францию, кредиторы в отсутствие де ля Салля захватили все его форты на Великих озерах; они же добились приказа о заключении его в тюрьму зга долги. Де ля Салль скрывался, как затравленный зверь, и в конце концов бежал во Францию.
Французский король принял его с распростертыми объятиями, назвал своим другом; признав большое значение новой колонии, назначил де ля Салля вицекоролем Луизианы и дал смельчаку четыре корабля и более двухсот человек для основания поселения близ устья Миссисипи.
Во время морского перехода у де ля Салля возникли споры с капитаном флотилии. А когда злая судьба помешала кораблям достичь цели — они пристали к берегу в нескольких сотнях километров к западу от устья Миссисипи, — капитан предательски бежал на двух оставшихся судах (один корабль уничтожила буря, другой захватили испанцы), забрав с собой весь запас продовольствия. Де ля Салль и его люди были брошены на произвол судьбы в дикой нездоровой местности.
Для покинутых начался сущий ад. Болезни, голод, распри, братоубийственная зависть, безумие и стычки с индейцами косили людей. Скоро осталась лишь жалкая горстка полуживых теней. Когда ожидание помощи со стороны моря стало безнадежным, де ля Салль выбрал шестнадцать самых верных (как ему казалось) и здоровых товарищей и решил отправиться с ними по суше в Канаду за помощью.
Де ля Салль выбрал плохих товарищей. Они не выдержали испытаний. Когда возросли трудности похода, некоторых охватило неистовство. В их слабых сердцах пробудились подлость и ненависть. Трусливым выстрелом в спину они убили де ля Салля. Потом начали уничтожать друг друга. Оставшиеся в живых, рассыпавшись по лесу, бежали к индейцам. Лишь семеро, не принимавших участия в злодеянии, вернулись в поселения европейцев.
Но дело де ля Салля не пропало даром. Вскоре на Миссисипи выросли французские поселения. Вместе с другими канадскими владениями они широкой цепью окружили английскую колонию. В истории Северной Америки наступил момент, когда казалось, что благодаря смелости одного человека три лилии Бурбонов распространятся по всему материку и овладеют им.
Но, как известно, не овладели. Англичане зорко следили за грозящей им опасностью и, как только представился случай — Франция увязла в Семилетней войне в Европе, — разорвали эту французскую цепь, завоевав для английской короны Канаду.
Отважный де ля Салль погиб где-то у реки Тринити в Техасе. Дебри поглотили его. Лесные звери пожрали, вероятно, его останки. Он погиб как настоящий coureur des bois.
8. Бобры
В лесу творятся невероятные дела. Три дня назад на дне долины петляла скромная речушка. Идя на охоту, мы перепрыгивали через нее. А сегодня вместо речки перед нами простирается водоем длиной в полмили. Вода затопила траву, кусты и деревья: настоящее большое наводнение. А ведь в течение последних трех дней не выпало ни одного дождя и ни в одной из соседних рек не прибыло воды и на сантиметр. Только одна эта разлилась.
Продвигаясь по берегу водоема, мы доходим до его конца и тут обнаруживаем причину наводнения — длинную, метров в тридцать, плотину из ила, веток, поваленных стволов и камней, воздвигнутую поперек речки. Строители с большим знанием дела использовали местность — плотина возведена в самой узкой части долины — и, таким образом, смогли с относительно небольшими затратами труда создать большое озеро. Взгляд, брошенный на плотину, все открыл Станиславу. Бобры!
Охотник не помнит себя от радости и объясняет мне, что в окрестностях не было бобров с незапамятных времен. Эти, видимо, прибыли с севера.
— Будет суровая зима! — предсказывает он.
Так, почти на наших глазах, возникает озеро — новая географическая единица, и карта этой местности становится неточной. Мы называем водоем Бобровым озером. С этих пор в наших охотничьих походах мы должны обходить его.
Самих бобров пока не видим. Однако всюду заметны их следы: срезанные ветви.
— Почему они построили плотину именно здесь? — спрашиваю Станислава.
Пока он не может ответить. Мы обследуем берега озера и в одном месте обнаруживаем многочисленные следы бобров, выходивших на сушу. Там среди различных хвойных деревьев растет десяток-другой тополей.
— Вот разгадка! — восклицает обрадованный Станислав, показывая на тополя, и с каким-то необычным для него любопытством начинает разглядывать следы…
Кора тополей — лакомство бобров. Эти зверята, живущие исключительно в воде, острыми резцами грызунов спиливают только те деревья, которые растут у воды, чтобы можно было сплавить их туда, куда потребуется. Группа тополей росла не у реки, а в двухстах шагах от нее. Поэтому находчивые бобры построили плотину, искусственно повысив уровень воды так, чтобы она достигала тополей.
— Ну и смышленые же звери! — удивляюсь я.
Бобры возводят плотины и по другим причинам: чтобы вода была достаточно глубокой. Из дерева и хвороста они сооружают на дне сложные жилища, называемые ходами. Ходы выступают над поверхностью озера, но попасть в них можно только через подземные и подводные входы. Эти входы должны находиться очень глубоко, чтобы во время суровой зимы они не замерзли. Бобры, повидимому, отлично предчувствуют и знают, какая будет зима и сколько нужно им воды.
В той местности, где живет Станислав, когда-то было много бобров: почти на каждом озере видны остатки бобровых плотин; это, к сожалению, наследие отдаленных времен: некоторым плотинам несколько десятилетий. И сейчас кое-где на озерах торчат засохшие стволы деревьев, которые некогда росли на суше. Они по сей день гниют в воде.
Плотины в общем сохранились хорошо, свидетельствуя о добросовестной работе строителей. Зато жилища бобров давно разрушились. Только на двух озерах обнаруживаем куполообразные сооружения из ветвей и ила, выступающие над поверхностью воды; но жизнь в них угасла много лет назад. Из этих вод бобры переселились в другие места или, что вероятнее всего, их истребил самый жестокий губитель — человек.
Когда Станислав смотрит на следы бобров под тополями, глаза его начинают беспокойно бегать. Вернувшись домой, он отыскивает капканы. Бобров ловить нельзя, опубликован суровый запрет. Станислав вполне порядочный и благонамеренный гражданин. И тем не менее он готовит капканы. Неужели бобры — непреоборимое искушение для траппера — вывели его из равновесия?