Тем более, что и сам он год отбарабанил военным советником в Египте, вернулся накануне „шестидневной“ войны. „Ты там повнимательнее, сынок, — говорил батя на прощанье, — налет авиации или артобстрел — ищи любую выемку в земле и мигом туда. Маме только, когда будешь писать — ни слова о войне. Сам знаешь, какое у нее здоровье…“
Да что это я раньше времени задумываюсь? — продолжал размышлять лейтенант Полещук. — В армии чем хорошо, как говорили отцы-командиры, думать не надо: построят — скажут. Эта дурацкая фраза, весьма кстати пришедшая в голову, почему-то сразу его успокоила.
— Вам курицу или мясо? — спросила знакомая стюардесса, как-то незаметно оказавшаяся рядом.
— Курицу, девушка. Кстати, вы не забыли про обещанное вино? Головушка-то так и раскалывается.
Когда стюардесса плеснула белого „сухарика“ (красное уже выпили), Полещука неожиданно осенило: „Елки-палки, что же я за козел! Совсем забыл, что сеструха двоюродная, Катерина, добрая душа, прощаясь, сунула в мою сумку поллитру водки, мол, пригодится.“ Полещук порылся в сумке и вытащил на свет божий бутылку „Столичной“. Под взглядом хмурого соседа он откупорил бутылку и, выпив залпом вино, налил полстаканчика водки. Сосед, испепеляя Полещука взглядом маленьких глаз-буравчиков, молча следил за его действиями.
— Вам налить? — не выдержал Полещук, — извините, не знаю, как вас зовут.
— Нет. И вам, молодой человек, не советую.
— Чего это вдруг? — удивился Полещук, — лететь еще долго и вообще…
— С этих-то не стоит брать пример, — сосед кивнул головой в сторону работяг. — Вон уже лыка не вяжут.
— Ну, как хотите. На нет и суда нет.
Полещук выпил водку и приступил к коробке с едой. Закусив, налил еще полстаканчика. Сосед заерзал от возмущения.
— Я вам сказал, прекратите пьянствовать в общественном месте! Как фамилия? Где работаешь? — В голосе соседа по самолету появились металлические начальственные нотки.
— Да пошел ты на хер! Вова! — неожиданно для себя сорвался Полещук и достал из пачки сигарету.
— Кто, я? Ты, щенок, знаешь, кто я? — задохнулся тот от возмущения и попытался встать с кресла. Пассажиры с удивлением посмотрели на него и Полещука. — Я — генерал Верясов! Заместитель старшего группы военных советников в Египте. — Сосед Полещука поймал взглядом появившуюся в проходе стюардессу. — Как фамилия этого пассажира?
Стюардесса, ничего не понимая, подошла к генералу.
— А что случилось?
— Вот этот молодой человек, точнее молодой негодяй, пьянствует и хамит мне.
— Откуда я могу знать его фамилию? — стюардесса удивленно пожала плечами, и направилась по своим делам.
— Эй, мужик! Ты чего выступаешь? — у кресла выросла массивная фигура работяги Вани. — Че, нормальному человеку и выпить в самолете уже нельзя? Где написано?!
Генерал побагровел от ярости и уставился на Ваню. Сзади одобрительно зашумели проснувшиеся коллеги-собутыльники Ивана. Не найдя, что сказать, генерал, пыхтя, стал выбираться со своего места. Полещук встал и пропустил его, ненавидяще посмотрев на побагровевшие складки генеральского затылка.
— Давай, парень, к нам! — Ваня положил тяжелую руку на плечо Полещука. — И бутылку захвати. Закусь еще осталась, а горючее почти кончилось. Меня Иваном величают. В Асуан летим, на плотину…
Идя по проходу салона за широченной спиной, обтянутой выгоревшей на солнце ковбойкой, Полещук подумал, что стычка с генералом Верясовым, скорее всего, дорого ему обойдется в Каире. И не ошибся.
Глава вторая
На Суэцком канале вновь гремят залпы артиллерийских орудий. В переданном вчера агентством МЕН заявлении представителя командования вооруженных сил ОАР отмечается, что перестрелка, в которой принимали участие тяжелая артиллерия, танки и минометы, началась 3 августа в 22 часа 35 минут по местному времени в районе Аш-Шатта. Позднее она распространилась на Суэц, Порт-Тауфик и на район к югу от Горьких озер и продолжалась до 1. 55 мин. ночи.
Августовский Каир встретил одуряющей жарой. Жгучее африканское солнце едва просматривалось сквозь марево, но легче от этого не было. Над раскаленным асфальтом волнами поднимался горячий густой воздух, насыщенный всевозможными запахами, не поддающимися определению; жар, как из печки-каменки, шел отовсюду: от стен зданий, автомобилей, каменных тротуаров. Спасения от солнца не было даже в тени раскидистых акаций и пышных кустов тамариска…