— Пора, — сказал гид. — Лодка не сможет ждать.
Старик держится. Он будет стоять здесь и махать им, пока они не войдут в канал и не скроются за воротами. И ничего плохого отсюда, с берега, он не увидит. Другое дело с воды…
— Павел Прокофьевич, конечно, просить вас не ждать, а отправляться домой бесполезно?
— Что вы, Хардов! — отмахнулся старик. — Я уж провожу вас.
Гид вздохнул. Старик чуть потупил взор. А вот щёки Евы блестят от слёз, хотя она и накинула капюшон на половину лица.
— Тогда мне придётся попросить вас хотя бы отойти подальше от памятника, — сказал Хардов. — Возможно, мне придётся стрелять по фонарям прожекторов.
— Боже, Хардов, что за вандализм?
Рот Щедрина раскрылся в недоумении, но гид больше не мог позволить тратить драгоценное время. Ни им, ни себе. Он лишь взял Щедрину за руку, бросив ей: «Идём, Ева!», и быстро повёл девушку к лодке. По дороге она всё же обернулась к отцу, и тот было порывисто дёрнулся и прошептал что-то безмолвно, но Хардов только крепче сжал руку Евы. Затем, не оборачиваясь, он крикнул старику:
— Всё, прощайте! И… ждите вестей, — гид постарался, чтобы его голос звучал если не излишне обнадёживающе, то хотя бы бодро, — хороших вестей!
Однако когда они всходили на лодку и Кальян молча, без лишних вопросов подал Еве руку (вопросы будут потом, Хардов знал это, и его это не беспокоило), гид успел заметить кое-что. Не только как мальчишка, Фёдор пялился на Еву во все глаза, но когда их взгляды мельком встретились, ничего более умного, чем надменное равнодушие, граничащее с презрением, изобразить на лице не смог. Впрочем, Ева, скорее всего, даже не заметила его: мысли девушки были заняты другим. Она лишь кивнула им всем, вежливо поздоровавшись, и быстро скрылась в носовой каюте.
— Всё. Уходим, — распорядился Хардов.
Он прекрасно понимал, какое смятение вызвало появление Евы в умах команды. По крайней мере, той её части, что была набрана из гребцов-контрабандистов. Никакого груза не было. А гонорар велик. Не надо быть гением, чтобы провести логический мостик и связать всё воедино: баба в ночном рейсе! Значит, всё самое ценное либо в её багаже, в её бауле, либо… она сама. Это Хардова также не беспокоило. Сейчас гораздо больше тревожило другое. То, что ещё успел заметить Хардов. Как только нога Евы коснулась борта лодки, один из лучей прожекторов, освещавших памятник, еле заметно дрогнул.
«Возможно, совпадение, — подумал гид. — Но вряд ли. Скорее всего… Скорее всего, надежда войти в канал незамеченными не оправдалась».
— Капитан, — негромко обратился Хардов к Матвею, — сейчас парням придётся подналечь.
— Я помню, — так же тихо отозвался Кальян. Голос его был спокоен. Почти. По крайней мере он был твёрд. — Команда проинструктирована. Никто не подведёт.
Хардов кивнул. Гребцы действительно налегли на вёсла с удвоенной силой.
«Он хороший капитан, — подумал Хардов, не сводя пристального взгляда то с лучей прожекторов, то с пустующего основания на другом берегу. Теперь вокруг него сгустился туман, который подполз почти к самой воде, и Хардов прекрасно понимал, что это значит. — Такую скорость можно выдержать только на короткой дистанции. Как на соревнованиях, спринтерская гонка. Да вряд ли Тихон дал бы мне плохого».
Хардов обернулся в сторону входа в канал, куда шла лодка, — до двух каменных башенок по обоим берегам, обозначавших ворота для рукотворного русла, оставалось ещё больше трёхсот метров. «А ведь у нас и есть гонка, — подумалось гиду, — только вряд ли кто в лодке, кроме меня, да, может, ещё здоровяка-капитана знает, сколь высока цена приза и цена поражения».
Гид стоял посреди лодки, держась за мачту, ворон Мунир сидел у него на плече. Кальян занял «весло капитана», крайнее по правому борту, и молча задавал ритм. Шуметь сейчас было нельзя. Не в этом месте. Но когда Хардов вновь повернулся к пустующему основанию на другом берегу, он понял, что все самые плохие предчувствия начинают сбываться прямо на глазах. А потом он услышал голос Фёдора:
— Посмотрите, что творится со светом.
4
Ева сидела в темноте каюты, прислушиваясь к звукам снаружи, и её била мелкая дрожь. Она помнила о наставлениях Хардова не включать масляный светильник, пока лодка не войдёт в канал, да она и не собиралась ослушаться гида, только с каждой секундой ей становилось всё хуже. И девушка с трудом сдерживала себя, чтобы не закричать: