— Они обезумели, — сипло произнесла Раз-Два-Сникерс. — Но что они делают?
Хардов мрачно посмотрел на люк. И хоть они никогда прежде так себя не вели, похоже, Фёдор оказался прав. Хардов знал, что они делали. То, что могли, — рыли норы.
Скрежет, как миллионы взбесившихся молоточков, царапающих, бьющих, лихорадочно истирающих толстые доски; бессмысленно, по сотой части миллиметра, словно им отведена целая вечность. Когти и зубы, грызущие ещё даже не опилки, а деревянную пыль…
— Землерои, Хардов, — сказал Фёдор.
— Задубелые доски не земля.
— Их очень много. А капля точит камень. Они возьмут количеством.
Глаза Раз-Два-Сникерс сузились, словно по их лицам она сумела прочитать ответ на свой вопрос.
— Они пройдут сюда, так? — В её сиплый голос теперь прокралась отчаянная усмешка. — Наше убежище оказалось ненадёжным?
(Отдай нам мужчину. Скажи ему.)
Ева отшатнулась, как от удара.
(Отдай мужчину. Мы заберём его жизнь и уйдём.)
Оборотни теперь не просто говорили с ней. Они были напуганы. Они пришли сюда за Хардовым, но их подгоняла чужая воля. И они не смогут от неё освободиться, не смогут противостоять ей, пока не вернут себе силу Королевы. Они попали в свою собственную западню.
(Отдай нам мужчину. Скажи ему. И мы сможем уйти.)
«Ах, Фёдор, как же быть? — подумала девушка. — Как?! Чтобы не потерять всё? Сохранить хоть что-то…»
(Отдай! Туман всё равно убьёт их всех. Отдай, и мы уйдём.)
Оборотни были очень, смертельно напуганы, как тогда взбесившаяся зайчиха в лодке. Паника подстёгивала их.
Они были обязаны вернуть силу Королевы, и это обязательство стало западнёй. И пока это так, чужая воля гнала, безжалостно толкала их вперёд, требуя страшной платы.
Наверное, туман всё ещё не сможет сюда подняться, и оборотни стали его орудием.
«Ах, Фёдор, ну почему ты не взял у них скремлина? У Анны?! Не верил? Но ведь я могла бы помочь, как тогда зайчихе в лодке».
(Отдай нам мужчину. Только мужчину. Скажи ему. И мы сможем уйти.)
— Нет, — прошептала Ева, когда пронизывающий до костей вой снова поднялся по церкви. Она смотрела на Фёдора. Она не знала, как ей быть.
«За что? За что… так?»
Вернее, знала. Только тогда то хрупкое, что ещё можно сохранить, безнадёжное, но что ещё может остаться воспоминанием, будет стёрто в пыль, втоптано в грязь. А ей останется лишь отчаяние или хуже того — жалость и брезгливое презрение.
Но она не отдаст им Хардова! Не скажет ему. Не скажет, о каком страшном обмене они просят. Ева не сомневалась, что знай Хардов, не раздумывая бы согласился, чтобы спасти их. И не сомневалась, что тогда она будет проклята. Но… как… быть? Ева смотрела на Фёдора, и только Раз-Два-Сникерс уловила что-то в её глазах, понятное лишь женщине: непомерную любовь и непомерную печаль, утрату, потому что так прощаются с любимыми.
«Ах, Фёдор, — беззвучно, одними губами шептала Ева. — За что такое?.. Я не хочу, я не могу, я ведь хотела унести свою тайну с собой. И потом только… помнить, лишь только вспоминать… тебя. Но не останется даже этого. Как быть?»
— Берега канала совсем очистились, — словно бы невзначай сказал Фёдор. — Весь туман стянулся сюда. Взгляни внимательно, друг мой.
Хардов посмотрел вниз. Туман, клубясь по фронту, медленно сжирая площадь, полз к церкви. Это был тот самый ядовитый туман, что лежал на Тёмных шлюзах, и даже в обычные дни не хотелось думать о том, что за тварей он скрывает. Только Хардов успел заметить ещё кое-что. Там, где осталась теперь уже почти нечитаемая вывеска «Продукты». Это можно было принять за случайную игру, обман зрения, как мы видим порой знакомые образы, например животных или корабли, в очертаниях медленно плывущих облаков. Но это не было обманом зрения. Лицо, сотканное из тумана. И Хардов узнал его.
«Вот и наш мальчик пожаловал, — подумал он. — На это ты решил указать мне?»
Хардов перевёл взгляд на крышку люка. И лицо его застыло. Что-то леденящее коснулось затылка. Ровно посередине двери только что образовалось крохотное отверстие, прорезанное самым остриём загнутого когтя. Следующий удар чуть расширил его. «Быстро же они работают. — Мрачное опустошение попыталось овладеть Хардовым, но он крепче сжал в руках ружьё, и это тягучее чувство отступило. — Землерои…»
— Сколько у нас есть времени, чтобы привести свои дела в порядок? — невесело усмехнулась Раз-Два-Сникерс. — Завещания? Последнее прости?
Хардов с удивлением посмотрел на неё, она ответила угрюмым взглядом. Она не шутила: в левом углу деревянного люка прямо на глазах появлялось ещё одно отверстие. То, что было посередине, разрослось настолько, что стало возможным увидеть зубы, перемалывающие стружку: бешено рыча, оборотни пытались вгрызться в дерево; зубы, окровавленные когтями соседей и ранящими дёсна иглами заноз.
Хардов как-то брезгливо поморщился. Склонил голову. Молчал. Затем задумчиво пожал плечами; большой палец плавно поглаживал затвор.
— Королева где-то там. Недалеко. — Он пристально смотрел на люк. — Без неё они беспомощны. Стоит попробовать.
— Это твой план «Б»? — с тёмной ухмылкой отозвалась Раз-Два-Сникерс.
Уголки рта Хардова чуть растянулись, такое подобие бесцветной улыбки одними губами.
— То же самое, что искать иголку в стоге сена, — помотала головой Раз-Два-Сникерс.
— Это наш единственный выход, — возразил Хардов.
Оборотни лихорадочно скребли дверь. Хардов, широко расставив ноги, встал над люком, передёрнул затвор. В ответ визгливо зарычали вперемешку с паническим поскуливанием, но ещё более интенсивно забарабанили лапами в дверь. Взгляд Хардова блеснул, на миг в нём появилось что-то тёмное, но тут же прошло.
— Каждый выстрел серебряной пулей здорово их ослабляет. По крайней мере, так было. Но главное, меня может убить только Королева. — Хардов исподлобья взглянул на Фёдора и Раз-Два-Сникерс. — Вы понимаете, о чём я? Надо будет внимательно следить.
Раз-Два-Сникерс дёрнула подбородком, несколько ошеломлённо глядя на Хардова. Потом раскрыла ладонь.
— У меня три, — сообщила она. В руке лежали патроны, в каждой гильзе по серебряной пуле.
— Семь, — тут же отозвался Фёдор.
— У меня тоже осталось семь, — без всякого выражения произнёс Хардов.
— Много меньше, чем их. — Усмешка Раз-Два-Сникерс вышла прежней, пропитанной отчаянием и усталостью. — Что ж, значит, я им дорого продам свою жизнь.
— Шатун уже здесь, — тихо сказал ей Хардов, поведя взглядом за пределы звонницы. Она не шелохнулась.
— Если удастся добраться до Королевы. — Хардов мягко указал на ракетницу, заткнутую в одну из пазух поясного ремня Раз-Два-Сникерс, — то дальше вся надежда на твой пугач.
Она также не шевелилась, потом быстро кивнула в ответ, но отвернулась. Фёдор молча смотрел на них, словно что-то взвешивая.
— Далековато, — наконец оценивающе заключил он. — До шестого шлюза. Даже если всё выгорит, можем не успеть.
— Бежать придётся со всех ног, — подтвердил Хардов. — Как будто черти палят нам пятки.
— Пожалуй, — согласился Фёдор.
Хардов извлек ключ, которым прежде запер амбарный замок. Потёр им подбородок, покрытый трёхдневной щетиной. Искоса взглянул на Раз-Два-Сникерс.
— Сейчас они проходят шестой шлюз. Капитан Кальян остановил лодку на широкой воде ждать Тихона. Думаю, где-то через пару часов Анна и Подарок с отдохнувшими скремлинами смогут пробиться сюда, — как-то словно виновато, не поднимая глаз, разъяснил Хардов. — Такой был план «Б». Только боюсь, у нас не осталось этой пары часов.
Раз-Два-Сникерс вздохнула.
— Тогда нет смысла ждать, — бросила она в ответ. Посмотрела, как растёт отверстие по центру двери. — Открываем. Внезапная атака — лучшее им угощение.
— Можно попробовать, — согласился Фёдор.