Раз-Два-Сникерс вбежала в церковь, не оглядываясь, и устремилась к лестнице. Труп подстреленного оборотня преграждал путь наверх, о другой она споткнулась и чуть не упала, ей с трудом удалось сохранить равновесие. «Тут бойня, — мелькнуло у неё в голове, — и эту бойню учинили мы».
Винтовой подъём показался ей бесконечным, хотя она преодолела его в два присеста, буквально впрыгнула в звонницу и тут же перекинула за собой люк. Закрывая эту деревянную дверь, Хардов попросил у неё помощи, но она даже не почувствовала тяжести. Защёлкнула дужку замка, скрипнула зубами. Сердце бешено колотилось. Взгляд приковало к себе отверстие, что выскребли при помощи когтей и зубов оборотни. Над ним веяла тонкая дымная струйка. И оно затягивалось всё больше. Туман действительно наступал ей на пятки, и она увидела, как туман вдруг повалил из этого отверстия, заполняя всю звонницу, двинулся к ней… Она снова заскрипела зубами. Ничего такого не было. Это видение. От страха, перенапряжения и усталости.
«Держи себя в руках», — сказала она себе. Туман выполз на деревянную поверхность люка, но дальше двинуться не сумел. В нём мелькнуло что-то, похожее на скользкое тело червя или тошнотворно-чёрное щупальце, и тут же убралось обратно в отверстие.
— Значит, ты всё-таки не можешь выше? — произнесла она каким-то пустым, механическим голосом, обращаясь то ли к Шатуну, то ли ко мгле. Неожиданно остро почувствовала, что это теперь одно и то же.
«Мгла приходит, чтобы получить нас, — мелькнула отчаянная мысль. — И Шатуна она уже получила. Так или иначе, получит всех».
Раз-Два-Сникерс тряхнула головой. Сделала пару глубоких вдохов. Если потребуется, она сделает больше. Сначала эти видения, потом дурацкие мысли… туман действительно не преминёт воспользоваться нашими уязвимыми местами, но она не позволит копаться в своей голове. Она всё-таки гид, чего бы там ни говорил Хардов. И если потребуется, она готова сделать целую дыхательную гимнастику. Если потребуется.
— Не надо играть со мной, — сказала она ровно. И тут же поняла, что по крайней мере на какое-то время находится в безопасности, поняла, чем была эта попытка манипулировать её психикой.
— Ну что, это всё, на что ты способен? — усмехнулась она презрительно. — Всё, что можешь предложить?!
Хардов…
Раз-Два-Сникерс ещё некоторое время пристально наблюдала за отверстием. Туман над ним бездвижно застыл и вроде бы даже потерял яркость. Она осторожно отошла к проёму звонницы, чтобы выглянуть наружу.
Шатун был там.
Вся площадь перед церковью оказалась затянутой плотным неспокойным туманом. И Шатун, покачиваясь, возвышался над ним, почти вровень со звонницей, как тёмный болезненно-трухлявый гриб. Однако дорога к тракту была сейчас чистой. Ей удалось дать им необходимую передышку. Она видела, как они уходят, тащат Фёдора, по-прежнему обхватив его с двух сторон. Даже пытаются бежать вниз по склону, но медленно, недопустимо медленно…
Шатун смотрел на неё. Его глаза, в которых завихрялись дымы, ухватив, перетянули её, и Раз-Два-Сникерс потребовалось усилие, чтобы отстраниться. Возможно, Хардов прав, возможно, это уже не совсем Шатун, но глаза были живые. Что она в них увидела? Что, кроме настороженности? Был ли короткий миг сожаления, или даже…
— Шатун, — хрипло позвала она. — Ещё не поздно остановиться.
Шатун покачнулся, его взгляд стал пустым. А потом в этих дымах словно разверзлись два бездонных провала. И она услышала холодное, злобное и непререкаемое повеление: «Брось мне ракетницу!»
Раз-Два-Сникерс дёрнула головой, как от оплеухи. В висках сразу же заболело. Она отступила в глубь звонницы. Затем передумала. Вернулась.
— Нет, — сказала она. — Потому что я гид. Я пришла сюда, чтобы понять это. Здесь я поняла, что я гид! Так что выкинь свои дрянные телепатические фокусы. Лучше вспомни, что была Лия. И Хардов. И все остальные. Вспомни, чего ты хотел! Но вряд ли мечтал об этом — стать пустой и злобной куклой. Это твоё всемогущество, Шатун?! Не смеши меня. — Она подняла ракетницу. — И я сделаю это. Потому что лучше так, чем то, что с тобой происходит.
Какое-то время в глазах Шатуна плескалась лишь настороженность. А затем она услышала вой. И поняла, что происходит. Сверху ей открывался прекрасный обзор. Весь прежде застывший в неподвижности город словно ожил. Только он напоминал поражённый болезнью, разворошенный муравейник. Рассеянные по всей территории, бежавшие в панике оборотни повыползали из своих укрытий. И все они начали движение. Всё ещё держась в тени, перебегая от одного островка жиденького тумана к другому, они двигались в сторону склона, по которому спускались три человеческие фигурки. Раз-Два-Сникерс увидела, что несколько оборотней пытаются перекрыть Хардову дорогу к тракту, и неожиданно услышала свой собственный голос:
— Хардов, что ты делаешь? Зачем вы остановились?
Вой нарастал и нёсся уже со всех сторон. Оборотни очухались. Королева вновь обрела силу. Раз-Два-Сникерс смотрела на пугающе ожившую Икшу и, повторяя слова Хардова, жёстко выдавила из себя:
— Проклятый муравейник.
И почувствовала, как её наполняет тупое отчаяние. Потому что большая группа тварей, целая стая, прежде укрытая туманом, наконец решилась показать себя. Выступила на край площади и с завывающим улюлюканьем, не разбирая дороги, бросилась прямо по склону вслед за беглецами.
Контур вышел на охоту.
Шатун покачнулся. Она тут же увидела, каким злорадством засветились его глаза. Она заставила себя забыть о Шатуне. Лишь крепче обхватила рукоятку ракетницы. «Хардов, бегите, они уже близко…»
Эта стая, наверное, являлась чем-то вроде их гвардии, и, несомненно, Королева находилась там, среди таких же крупных «блондинок». Расстояние между ними и беглецами стремительно сокращалось.
— Ну почему ты стоишь? — снова прошептала она.
И вдруг всё поняла. Их было очень много, этих тварей, сжимающих кольцо. И Раз-Два-Сникерс всё поняла ещё прежде, чем Хардов каким-то непривычным для себя жестом, словно отталкивая от себя Еву, указал ей на Дмитровский тракт. А сам резко развернулся и побежал в сторону. Совсем недавно она сказала ему, что не нужна оборотням столь срочно, как он. Никто не нужен. Хардов бежал в сторону тумана, уводя за собой оборотней. Он уводил беду от Фёдора и Евы, чтобы стая в мстительной ярости не растерзала их.
Непомерная усталость вдруг тяжестью навалилась на плечи. С трудом, но всё же удалось отогнать мысль: «Ну что, Хардов, теперь пришёл твой черёд?» Но она почувствовала, как ей стало холодно.
— Что ж ты стоишь, дурёха? — протянула Раз-Два-Сникерс. — Давай, Ева, тащи его… Тащи! Хардов сейчас из-за вас…
Манёвр удался. Стая отклонилась с линии падения склона, сворачивая вслед за Хардовым. Ева наконец начала движение. Потащила Фёдора к Дмитровскому тракту. Она в буквальном смысле тянула его прямо на себе. Путь был свободен.
И Шатун увидел это. Если дымное лицо и могло передавать какую-то мимику, то ею стала озадаченность. Потом его взгляд обратился куда-то внутрь, и Раз-Два-Сникерс опять посетило это неприятное щекочущее ощущение, будто бы он к чему-то прислушивается. Шатун качнулся, теперь уже значительно сильнее, в сторону беглецов, и весь туман на площади двинулся, готовый к перемещению.
— Оставь их в покое! — вдруг громко, зычно и одновременно каким-то низким, будто пустотным голосом произнесла Раз-Два-Сникерс. — Дай им уйти, и будешь спасён.
Шатун дёрнул головой, пытаясь повернуться, преодолевая нечто мешающее, принуждающее его этого не делать. Всё же смог подплыть обратно к звоннице, словно безумная пародия на влюблённого под балконом своей избранницы.
«Вот во что ты превратил нашу жизнь», — мелькнуло в голове у Раз-Два-Сникерс. Но эта мысль тут же растворилась. Этого всего больше не существовало. Она не знала, были ли в глазах Шатуна сожаление, мольба или даже боль, но за мгновение до того, как его взгляд снова сделался пустым, в нём мелькнула самая настоящая паника.
Туман потемнел, заволновался и вот теперь уже сдвинулся окончательно. Пополз вслед за беглецами. Раз-Два-Сникерс опустошённо смотрела, как трухлявый гриб осаживается, пожираемый основной массой, и как всё это снова выстраивается в клин.