Она замолчала. А потом Фёдор снова услышал то, что принял за чтение мыслей: «Очень многое меняется. Искорка мёртвого света может дать разные всходы. Это пугает, но и оставляет надежду».
— Я не понимаю, — прошептал Федор. Он вдруг почувствовал, как руки стягивает гусиная кожа.
Сестра какое-то время молча смотрела на него и произнесла:
— Обычно я не вмешиваюсь в дела мужчин. Но ты очень необычный. Правда, особенный. Чего-то и я не могу понять. Пусть дверца будет приоткрытой. А пока доверься Хардову. Возможно, тебе предстоит испытать его гнев и даже ненависть, а может, что и похуже, и вот тогда доверься своему сердцу. Большего я не скажу. А многое сокрыто и для меня.
— Слова твои туманны, прекрасная хозяйка, от них становится как-то не по себе, — глухо признался Фёдор.
— Знаю. Но они тебе в помощь. И очень скоро ты это поймёшь.
Сестра вдруг взяла юношу за руку, приблизила к нему лицо и посмотрела прямо в глаза, а может, ещё глубже. Потому что перед мысленным взором Фёдора мелькнули залитые солнцем тростники на Волге, лодка. И в ней они с батей… Это было его самое раннее воспоминание: Фёдору пять лет, скупая улыбка отца, радостный смех ребёнка, шелест тростника, рассекаемого лодкой… И от этой картинки по телу Фёдора разлилось ощущение надёжной защиты и покоя. «Они тебе в помощь. Как и мой маленький дар, — услышал Фёдор. — Постарайся правильно этим воспользоваться».
— Не знаю, что и сказать, — прошептал юноша. — Мне…
Но Сестра уже отстранилась от него, и Фёдор смог закончить более или менее ровным голосом:
— Мне не хватает слов… Спасибо. Спасибо тебе, хозяйка.
В первый раз улыбка, появившаяся на губах Сестры, выглядела чуть печальной.
— Не благодари, — возразила она. — Подобные дары не делают счастливыми. Но, возможно, помогут в несчастье. Как и то, что я собираюсь тебе дать.
Она протянула руку, и Фёдору показалось, что в раскрытой ладони он увидел нежную белую лилию, такую же, как в их первую встречу Сестра подарила капитану Кальяну. Но нет, это оказался совсем небольшой мешочек с вышитым инициалом «С».
— Не вскрывай его до поры. То, что внутри, пока чисто. Не загрязнено действием. Пусть так остаётся как можно дольше.
— До поры? О какой поре ты говоришь, хозяйка?
— Возможно, что тебе и не понадобится вовсе, — произнесла Сестра, задумчиво глядя на Фёдора. И опять он почувствовал, что какую-то часть её мыслефразы словно стёрли ластиком. — Знаешь-ка что, лучше пока забудь о нём, — посоветовала она, протягивая Фёдору мешочек. — Держи. Брось его в карман и забудь. Он не потеряется. Но когда в нём возникнет нужда, твои пальцы сами отыщут его. А теперь идём, Тео, лодка ждёт только тебя.
Фёдор вскинул на неё взгляд, а Сестра кивнула:
— Вся команда уже получила от меня напутствие и небольшие дары. Видишь, как быстро проходит время, которого много. Идём, вы возвращаетесь на канал прямо сейчас.
Когда они покинули шатёр, Фёдор увидел на берегу лодку, действительно уже снаряженную и готовую выйти на волну. Как велела хозяйка, он опустил мешочек в карман. Под тканью его пальцы нащупали что-то твёрдое и круглое. Глядя на лодку, Фёдор почему-то подумал, что этим плоским кругляком вполне могла быть крупная монета.
Когда лодка отчалила, рулевой, остающийся на берегу, встрепенулся и хотел последовать за ней, сделав шаг в воду. Но Алекто лишь крепче сжала его ладонь в своей, и бедняга начал успокаиваться. Он даже рассмеялся, подняв свободную руку и указывая пальцем вслед уходящему судну.
— Ему опять хуже, — горько обронил Матвей Кальян.
— Это потому, что мы уходим, — сказал Хардов. — Он чувствует. Скоро всё успокоится. Не грусти, на обратном пути мы заберём его.
— Если он будет, этот обратный путь.
— Матвей, на канале он стал бы опасен. И для себя, и для нас. Ты не знаешь, на что способен мёртвый свет. Мне всё равно пришлось бы его ссадить. И лучшее, что его там ждёт, — это помешательство.
— Я всё понимаю…
— Матвей, я даю тебе слово: кто-то из нас обязательно вернётся сюда. И заберёт твоего друга.
Матвей посмотрел на Хардова, и что-то горькое мелькнуло в его взгляде, но здоровяк ничего не сказал. Лодка шла по заводи, залитой закатным светом. И Фёдор, по праву занявший место на руле, решил бросить прощальный взгляд на свой холм. Теперь он видел его со стороны, и это место нравилось ему ещё больше.
«Было бы неплохо когда-нибудь вновь вернуться сюда», — подумал юноша. А потом Фёдор заметил, как в полукружье валунов мелькнули очертания знакомой фигурки.
Он даже не сразу сообразил, как это Сестре удалось так быстро туда подняться.
— Смотри, хозяйка! — восторженно произнёс Кальян. — Она машет нам на прощанье!
— Да, — Хардов кивнул. — Она всегда там провожает… уходящие лодки.
«Ты хотел сказать „провожает меня“, — подумал Фёдор, — вместо „лодки“. И вот мы покидаем самое светлое место на канале, а я так про тебя ничего и не понял, гид Хардов».
— Она, конечно, самое диво дивное из всего, что мне довелось встречать в жизни! — Кальян, приподняв весло и укрепив его в уключине, махал ей в ответ. — Ты, конечно, прав, здесь ему будет лучше.
— По крайней мере, это время пройдёт для него гораздо спокойней, — повторил Хардов и усмехнулся, — он его и не заметит.
— Конечно, в обществе-то Алекто, — подмигнул Фёдору Ваня-Подарок.
Раздались тихие одинокие смешки, никому не хотелось уходить отсюда. Все знали, что пора, но словно тянули, и капитан это почувствовал.
— Ладно, мужики! Давайте, приналегли на вёсла, — скомандовал он. — Чего уж теперь…
Внезапно впереди появились пока ещё редкие клочья тумана. Вот только что вроде бы ничего не было, русло здесь выпрямилось, и до следующего изгиба реки открывалась широкая даль, перспектива, но с каждым взмахом вёсел линия тумана становилась плотнее. Причём пролегла она между лодкой и прежде чистым изгибом реки. Фёдор отклонился назад как можно дальше, только чтоб не выпасть за борт, — тумана перед глазами стало меньше. Сделал резкий наклон вперёд — туман сгустился. И Фёдор вспомнил, что много раз смотрел с вершины своего холма в эту даль, и никакого тумана там отродясь не было.
«Как странно, — удивился юноша. — Издалека и вблизи разные картинки. Но как такое может быть?» А следом пришла ещё более диковинная, если не чудовищная мысль: «Мы что, несём туман с собой?»
И тут Фёдор вздрогнул. Его позвали. С вершины холма, из полукружья валунов.
«Тео, — прозвучал в нём голос Сестры, — будь осторожен. Выбор между „правильно“ и „легко“ очень непрост. Не ошибись с тем, что любишь».
Фёдор обернулся. Сестра всё ещё стояла на вершине. Но рука хозяйки больше не была вскинута в прощальном жесте. Её удаляющаяся фигурка показалась сейчас хрупкой и беззащитной. И вновь его кольнуло это острое чувство, вновь юноша оказался на грани какого-то понимания, то ли тёмного, то ли очень важного,
(он должен о чём-то вспомнить?)
ещё на шаг придвинулся, почти встал на эту грань…
— Фёдор, держи руль крепче! — прозвучал голос Кальяна. — Ты что это, парень? Ну-ка, не раскисай мне тут.
Юноша в растерянности уставился на капитана. И на туман, что придвигался прямо по курсу лодки. Канал ждал их. Свободная рука сама нащупала в кармане мешочек — подарок хозяйки был на месте, он действительно увозил с собой частицу этого места. Всё развеялось, осталась лишь свербящая и тупая заноза сожаления. Но Фёдор крепче сжал мешочек, и ему стало легче. И тогда юноша услышал последние слова Сестры: «Тео! Мой милый мальчик. Верни мне его, как я вернула…»
Фёдор коснулся пальцами виска — опять какой-то непостижимый ластик стёр завершение фразы. Юноша не знал, каким было конечное слово или слова. Но что-то подсказывало ему, что Сестра сама позаботилась об этом. Как и тогда, в шатре, сама не захотела отпускать это последнее слово на волю.
Он почему-то быстро и робко решил помахать ей на прощание. Но когда Фёдор обернулся, Сестру уже невозможно было различить.
Лодка вошла в туман.
Глава 7
Шатун