Совсем скоро Анна поняла, о чём речь. Импресарио Серж лежал на полу своей комнаты без сознания. Хардов потрогал ему пульс, удовлетворённо кивнул:
– Успели. Когда Горх забирает чей-то облик, это может быть опасно для жертвы. Ещё чуть-чуть, и Серж бы погиб. А иногда этого не происходит. С Горхом много неясного. Тихон знает лучше.
Хардов влил в рот импресарио какой-то зловонной жидкости, тот дёрнул головой, закашлялся, словно его заставили выпить яду, но на щеках стал медленно появляться румянец.
– Ну, вот и хорошо, с возвращением тебя, бродяга, – сказал Хардов. Внимательно посмотрел на Сержа, тот пытался улыбнуться:
– Чувствую себя, как с самого сильного похмелья в жизни. Что со мной было?
– Кое-что, – неопределённо сказал Хардов. Перевёл взгляд на Анну. – Когда Горх поменял облик, ему и себя пришлось раскрыть. Наш бродяга оказался крепким. – Подумал. И добавил: – Серж, когда оклемаешься чуть-чуть, позволь мне ввести тебя в транс. Гипноз… Мне надо знать, что ты видел и сколько у нас времени.
Хардов успел только отправить сообщение Тихону, но тот был далеко. А местные власти гидам не поверили. С эвакуацией решили повременить до экстренного созыва Глав всех Гильдий Дмитровской республики. А на вторую ночь после появления Горха Анну разбудил стук в дверь.
– Туман, Рыжая, – раздался громкий голос Хардова. – Он пришёл в город. Он везде. Открой.
Анна мгновенно проснулась, впуская его в свою комнату.
– Как же так? – только и успела спросить она.
– Это Мунир, мой ворон, – Хардов говорил быстро. – Моя лодка у причалов, утром будем уходить. Здесь нам ничего не угрожает, туман пока слаб, чтобы проникнуть в помещение. Но с Икшей покончено, на улицах бойня.
В принципе, он мог этого и не говорить. Крики, душераздирающие вопли и стоны, доносящиеся снаружи, были более чем красноречивы. Рыжая Анна подошла к окну; мгла за стёклами густела, по улице полз туман, и в нём что-то было, живое, жуткое и смертельное для тех, кто сейчас оказался за стенами домов. Анна вздрогнула, повернулась, она была бледна, посмотрела на Хардова.
– Мне страшно, – тихо сказала Анна.
– Двух наших скремлинов хватит, чтобы с утра пробиться к причалам. А сейчас ложись, тебе надо выспаться.
– А… ты?
– Буду стеречь твой сон, Рыжая. – Он улыбнулся.
Мунир, который, подобно птице пирата, сидел у него на плече, вдруг легко вспорхнул и перелетел к клетке с Лидией. Та посмотрела на него без испуга, скорее с весёлым интересом.
– Видишь, – кивнул Хардов. – Всё хорошо. Ложись. А Мунир будет стеречь сон твоего хорька.
– Она… девушка, – почему-то сказала Анна. И подумала, что, наверное, слегка покраснела, и хорошо, что в слабом освещении ночной лампы он этого не видит.
– Да знаю я про тебя всё, Рыжая, – усмехнулся Хардов. – Я за тобой давно приглядываю. Засыпай.
«Что это значит: давно приглядываю?» – подумала Анна.
Но сон не шёл. Анна лежала и слушала звуки снаружи и чувствовала, как нечто чуждое словно подкрадывается к ней всё ближе. Анна открыла глаза. Хардов сидел в кресле, вытянув ноги, и спокойно смотрел на неё. На его коленях лежал автомат. Крики и вопли теперь звучали прямо под окнами. Мунир внимательно вглядывался в тьму за ними, глаза-бусинки…
Анна поднялась, подошла к Хардову.
– Не бойся ничего, – сказал ей Хардов.
– А я и не боюсь, – сказала она.
Она взяла автомат с его колен, переложила его в сторону. Он посмотрел на неё; не было никакого холода в глазах, лишь опять этот странный пронизывающий жар, который, возможно, она выдумала. Анна взяла его обеими руками за отвороты рубахи и притянула к себе. Мгновенно между ними образовалась стена, и тут же она растаяла. Она легонько коснулась его губ своими, он не ответил. Анна отстранилась, вглядываясь в его лицо. А потом был очень долгий и очень горячий поцелуй. Он крепко обнял её, она тихо застонала.
– Зачем мы это делаем? – Его голос был хриплым и нежным. Ей было всё равно, что он говорит, но она ответила:
– Потому что хотим.
Он поднял её на руки и что-то ещё сказал. Она закрыла глаза. Вкус его губ изменился, теперь он целовал её. Эта ночь за окном больше не казалась такой страшной.
Она проснулась. Хардов стоял у окна и вглядывался в тающие сумерки рассвета. Лишь лёгкая дымка ползла там, и сквозь неё можно было различить стену дома напротив.
– Туман ослаб. Видимо, следующий натиск будет к закату. Через час уходим.
– А доброе утро? – сказала она.
– Это и есть «доброе утро», – улыбнулся Хардов. И перевёл взгляд на столик, где стояла клетка с Лидией. Усмехнулся, покачал головой.