О том, что Египет находится в состоянии необъявленной войны, свидетельствовали лишь кирпичные стенки (для защиты от осколков) у входов в государственные учреждения и зенитные пулеметы на плоских крышах отдельных зданий. Как ни странно, в толпе прохожих людей в военной форме было совсем немного.
— Ну, вот и приехали. Уф, и жара же сегодня, — сказал, отдуваясь и вытирая платком пот, референт главного военного советника подполковник Белоглазов, когда ГАЗ-69, с трудом пробившись сквозь толчею автомобилей на вокзальной площади Рамзеса, остановился у гостиницы „Виктория“. — Знакомое место, а, Полещук?
— Еще бы, — коротко ответил Полещук и потянулся к своему чемодану.
— Давай, старик, устраивайся, — Белоглазов выбрался из машины. — Сам-то сможешь или помощь нужна? Заявка на тебя у них, — он кивнул в сторону входа. — Оформляйся.
— Не проблема, Вячеслав Васильевич, — Полещук повесил на плечо сумку и взял чемодан. — А когда…
— Завтра в девять ноль-ноль будет машина, — ответил референт, догадавшись, что хотел узнать Полещук. — Прямиком в офис главного. Лично генерал-полковник Катушкин будет тебя распределять. Цени. А то, понимаешь, шлют сюда недоучек, вроде сегодняшних узбеков… По секрету скажу: работать будешь в главном штабе ВВС или ПВО. Но главный пока не решил. — Он многозначительно вытянул вверх указательный палец.
— Вячеслав Васильевич, а как с деньгами? — вспомнил Полещук и поставил чемодан на землю.
— Деньги получишь завтра в офисе. Так сказать, подъемные. — Белоглазов забрался в машину и достал бумажник. — На тебе пять фунтей, завтра вернешь. — И он протянул Полещуку пятифунтовую банкноту. Все, до встречи. Дико тороплюсь, старик. Маа саляма! [До свидания! — араб. ]
В холле „Виктории“ с прошлого года ничего не изменилось. Те же потертые мягкие кресла, журнальные столики, допотопный телевизор, надрывно гудящие старенькие вентиляторы, душный полумрак. И ни одного постояльца. Интересно, куда подевались попутчики из Москвы? — подумал Полещук. — Кроме, понятно, работяг из Асуана. Наверное, всех отвезли в Насер-сити… Ну, оно и к лучшему: меньше народа — больше кислорода.
Оформление много времени не заняло. Номер дали на втором этаже с окном, выходящим на шумную улицу Рамзеса. Полещук открыл деревянные, решетчатые ставни, выглянул наружу и тут же их закрыл — жара не спадала. Хотелось пить. Быстро приняв душ (о холодной воде можно только мечтать!), Полещук распаковал чемодан, переоделся и спустился в бар.
— О, мистер Искяндер, — протянул Полещуку руку бармен. — Аглян ва саглян! Хамдилля ас-саляма! [Добро пожаловать! С приездом! — араб. ] Как дела? Надолго к нам?
— Салям, Махмуд! — удивился Полещук памяти узнавшего его бармена: ведь через эту транзитную „Викторию“ проходят сотни наших. Впрочем, для сотрудника местной контрразведки „мухабарат“, каковым, без сомнения, уже давно являлся Махмуд, это была обычная работа: видеть, слышать, запоминать, общаться и давать информацию. — Иззейяк? Иззей сыхха? [Как твои дела? Как здоровье? — егип. ] Дай-ка мне, братец, пива, да похолоднее!
— Одна секунда, баш мугандис! [старший инженер — егип., одна из форм обращения к образованному человеку] — Махмуд метнулся к холодильнику, достал из него сразу же запотевшую бутылку египетского пива „Стелла“ и поставил ее на стойку бара вместе с высоким стаканом.
— Как дела у мухабарат? — спросил Полещук и улыбнулся.
— Мистер Искяндер, а при чем здесь мухабарат? — ухмыльнулся бармен. — Наверное, неплохо. Но я к этой уважаемой и серьезной организации отношения не имею.
Полещук и Махмуд посмотрели друг на друга и рассмеялись. Обоим все было более чем понятно.
Потягивая „Стеллу“, Полещук вспомнил забавный эпизод из рассказа отца о его проживании в „Виктории“. Полковник Николай Полещук, человек наблюдательный и осторожный, однажды заметил, что в его вещах рылись, что-то искали. Недолго думая, он нарисовал на листах бумаги многозначительный кукиш (для него это было элементарно — природный дар и учеба до войны в Одесском художественном институте), и распихал рисунки в своих вещах. После этого никто к ним не прикасался. Интересно, кукиш для арабов означает то же самое, что для нас? — подумал Полещук. — Или батю оставили в покое, потому что ничего не нашли?
Пообщавшись с барменом, угостив его болгарской сигаретой и осушив бутылку весьма неплохого (в Союзе такого нет) пива, Полещук протянул Махмуду пятифунтовую банкноту.
— Денег не надо! — поддельно возмутился бармен и улыбнулся в вороного цвета усы. — Клянусь Аллахом, обижаете, мистер Искяндер! Сегодня вы — мой гость.
— Ладно, Махмуд. Тогда давай еще одну „Стеллу“, — нашелся Полещук, — за мой счет. Выпьем вместе.
Так и сделали. А ближе к вечеру, когда в баре стал собираться народ, Полещук, не испытывая ни малейшего желания с кем-либо еще общаться, расплатился за пиво, пожал бармену руку и вышел на улицу прогуляться. Мысли его преследовали самые неприятные. Экзотика египетской столицы от них совершенно не избавляла. Генерал Верясов… — крутилась в голове единственная фамилия, — этот Верясов, если он действительно зам главного, непременно устроит мне веселую жизнь… С другой стороны, как говорится, „дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут“…
— Товарищ генерал-полковник, лейтенант Полещук прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Полещук вытянулся перед главным военным советником и мельком оглядел его кабинет. В глаза бросились портреты генсека Брежнева и президента Насера, висевшие на стене за креслом главного военного советника. Слева — карта Египта на арабском языке, над названиями крупных населенных пунктов их перевод на русский. Тактическими условными знаками обозначена дислокация египетских частей и соединений. Тихо шелестел кондиционер. После уличной жары в кабинете было прохладно.
— Здравствуй, лейтенант! — высокий с военной выправкой мужчина в годах с характерным для человека, привыкшего повелевать людьми лицом, встал из-за стола, сделал пару шагов навстречу и протянул руку. Генеральские лампасы и погоны с тремя вышитыми канителью звездами, наверное, мог узреть любой офицер, несмотря на отсутствие оных на простеньком цивильном платье (белая рубаха с коротким рукавом и мешковатые черные брюки) главного военного советника. — Ждали тебя. Вашего брата, переводчиков, вроде много, а шлют сюда одно говно. А, Белоглазов?
— Так точно, товарищ генерал-полковник. Но и нормальные переводчики тоже есть.
— Есть на жопе шерсть! — генерал Катушкин зло посмотрел на подполковника Белоглазова. — Только руководить ими нужно, как положено. А то шляются, знаете ли, по ночным кабакам, безобразия нарушают. Запомни, подполковник, железную истину: враг номер один — Израиль, а враг номер два — переводчик! Куда мы Полещука планировали?
— В главный штаб ПВО в группу генерала Сизарева, — Белоглазов повернулся к Полещуку. — Или к авиаторам. У них тоже нехватка переводчиков, товарищ генерал.
— Так, Дольский, думаю, пока обойдется. Там на английском парни шпрехают. А вот Василию Федоровичу Сизареву надо помочь. — Генерал Катушкин посмотрел на Полещука. — Справишься, лейтенант?
— Постараюсь, товарищ генерал-полковник! С пэвэошниками в прошлом году здесь работал…
— Кстати, у него медаль „За боевые заслуги“, — добавил Белоглазов. Катушкин повернул голову к своему референту и, будто не услышав его слова о награде, смерил начальственным взглядом по-прежнему стоявшего навытяжку Полещука.